— Примите коней у дорогих гостей! — замахал руками мужик. — Ерш, Копыто, Юра, Виговей, не стойте. Примите, напоите, отведите на траву! Боярин, а с собой взять не хочешь? Судаки у нас есть, белорыбица, язи копченые. Соленые тоже есть. Вяленой рыбы продадим, коли в дальнюю дорогу собрались.
— Пожалуй, что и возьму, — пожал плечами Зверев. — Сумки чересседельные опустели изрядно, а дворов постоялых тут не видно.
— Это верно, — суетливо согласился мужик. — Не строят. Мало у нас путников. Все больше сотни да полусотни. Кто с добычей, кто с саванами едет…
— В Казань мы собирались, — пояснил Андрей, двинувшись к берегу Волги. — Да побоялся я, что заблудились. Свернул. Тут вдоль берега проехать можно?
— Можно, но недалече. Верст двадцать. А там в Аниш упретесь. Широкий он, не перебраться. Здесь не перебраться. А коли дорогой скакать, она к броду выведет.
— А коли переправиться, тогда берегом до Казани дойдем?
— Нет, не дойдете. В десяти верстах за Анишем Свияга в Волгу впадает. Широкая река. Зело широкая. Не перейдете. Правда, от нее до Казани всего двадцать верст останется, и более никаких рек. Так, ручейки малые. Но места, сказывают, там нехорошие. Проклятые…
— Коли проклятые, не пойдем, — легко согласился Андрей. — А до Аниша прогуляемся. Скучно назад по той же дороге идти. От его устья на дорогу вернуться можно?
— А как же! Там дорога не в пример нашей, ухоженная.
— А до Аниша прогуляемся. Скучно назад по той же дороге идти. От его устья на дорогу вернуться можно?
— А как же! Там дорога не в пример нашей, ухоженная. Стойбище у хана Гиляз-бека там недалече. У него полтораста сабель завсегда под рукой, ему бояться нечего.
— Вот и славно, — пряча улыбку, покачал головой Зверев: без всякой задней мысли черемис рассказал ему столько, что за одну информацию мог истребовать больше, чем взял за свою рыбу. — Выбери мне форель… то есть пеструху повкуснее. Тоже подкрепиться хочу.
Обитатели деревни окончательно успокоились. И если мужики тут же занялись делом: понесли с берега уже рассортированный улов, чтобы поместить его в коптильную яму, полезли в погреб за рыбой, приготовленной накануне, — гостям богатеньким продать, — занялись заготовкой дров, то женщины уже минут через десять оказались принаряженными, как на праздник. Все они без исключения носили штаны, что не мешало им иметь еще и платья с коротким подолом: у всех только белые, но с коричневыми, красными, синими клетчатыми рукавами и нагрудниками. Самым же поразительным были их «буденовки» — остроконечные суконные шапочки разных цветов с бисерными геометрическими узорами, с бубенчиками на макушке и множеством монет, нашитых на верхушке, рядами сбоку и на ушах. Кто победнее, имел всего один ряд из монет, тянущихся на уровне лба, кто богаче — у тех монеты, наслаиваясь подобно чешуе, закрывали всю голову, спускались вниз и при каждом движении соблазнительно позвякивали, ударяясь друг о друга. Соблазнительно — в том смысле, что хотелось взять красавицу с собой на торг и использовать в качестве кошелька. А ведь такая шапка, небось, и сабельный удар выдержит?
Женщины, прямо в праздничных платьях, наконец-то стали помогать мужьям, разбирая сваленный в лохани свежий улов: лещей — к лещам, сомов — к сомам, мелкую рыбу — к мелкой, среднюю — к средней. Молодые девицы нашли себе какое-то занятие на поляне — и вскоре там и сям уже потянулись беседы между ними и гостями. Андрей ощутил нечто, похожее на азарт: а ну сговорятся? А ну до венчания дойдет? Любовь зла… А жена его холопа — уже его холопка.
Однако затягивать привал до бесконечности было невозможно — и часа через полтора, прихватив еще по четыре рыбки на каждого из своих людей, князь отдал приказ подниматься в седла. Его неполная полусотня двинулась вниз по течению вдоль самого берега реки, и Андрей с явным сожалением бросил взгляд на четырех юных черемисок, что махали вслед холопам с особенным азартом. Не напишут, не приедут, не позвонят… А жаль.
— Суровые нынче времена, — вздохнул он.
— И люди какие глупые, — подхватил боярин Выродков. — Ты видел, Андрей Васильевич? Всего в десяти верстах от них люди в добротных избах живут, с подворьем, со скотиной и храмом Христовым. А эти несчастные в ямах, ровно звери лесные, живут. Рази это дело? Вот арабы, османы, хоть и басурмане неверные, враз бы переняли достойное начинание, сами стали бы так же достойно…
— А я думаю, Иван Григорьевич, что они в той деревне и живут. Землянки у черемисов в выселках. Там, куда они на работу отъезжают. Скот пасти, рыбу ловить, заготавливать… Ну чем они тут занимаются?
— Вестимо, рыбу ловят.
Берег Волги был хоженый, и изрядно. За исключением нескольких подтопленных, заболоченных мест, путники двигались вдоль реки без особого труда. Князь вел отряд широким шагом, и к Анишу они выбрались часа через два. Правда, от Волги при этом пришлось отвернуть — земля словно просела, стала низкой, влажной, тростник завладел всем берегом и поднимался заметно выше всадников. Пришлось отворачивать все дальше и дальше к югу, пока впереди не обнаружилась медлительная и величавая река чуть не в пятьдесят саженей шириной.
Пришлось отворачивать все дальше и дальше к югу, пока впереди не обнаружилась медлительная и величавая река чуть не в пятьдесят саженей шириной.
— Облом, — натянув поводья, сделал вывод Зверев. — Здесь вместо дельты сплошное болото. Уток, наверное, тьма. На охоту сюда ездить хорошо, а вот для всего остального место явно не годится.