— Куда путь держим, бояре? — лениво спросил один из оружных воинов, оглядывая собравшуюся на поляне полусотню.
— Друга свого навестить хочу, Хусаин-мурзу, — с готовностью ответил боярин Выродков. — Мыслю, за месяц обернемся.
— Верно ли сие? — засомневался порубежник.
— Сам не видишь? — ответил ему Андрей. — Без обоза идем. Стало быть, ни торговать, ни воевать не собираемся. Коли спросят — скажешь, князь Сакульский проезжал.
Зверев тронул пятками коня и первым пересек Суру.
На татарской стороне дозоров не было. Путники вообще никого не встретили первые пятнадцать верст пути. Впрочем, оно и понятно. Шайки, что шли грабить русских, своих тоже не очень жалели. А уж тем более не жалели чужаков русские сотни, что преследовали захвативших добычу разбойников. Посему чувашские племена, которым принадлежали здешние земли, от опасных мест держались подальше.
К Васильсурску — относительно новой крепости в устье Суры — путники поворачивать не стали, двинулись по дороге, уходящей в леса. Чащобы прерывались лишь изредка, да и то уступая место болотам, от которых радости никто не испытывал. Приятнее холмы переваливать, нежели по торфянику копытами чавкать. Незадолго до сумерек дорога пересекла неглубокую Юнгу, несколько верст тянулась рядом с ней, потом отвернула сразу под прямым углом, пересекла могучую дубраву и уперлась в еще более узкую Сундырь. Здесь имелась чья-то старая стоянка: кострища, настеленная для юрт трава, кучка заготовленных, но неиспользованных дров. Переночевали путники без происшествий, утром подкрепились простеньким кулешом из манки с салом и снова поднялись в седло.
Час пути, другой, третий… Дорога тянулась сквозь леса, переваливала холмы, просачивалась через болота, перебиралась через речушки, и — ничего. Можно было подумать, что путники пересекают мертвую безлюдную пустыню.
Обедать, как обычно, остановились где-то в час пополудни, выбрав местечко на прогалине между высокими холмами возле весело журчащего по песчаному руслу ручейка. Холопы занялись лошадьми, боярин, разбираясь в сумках, наконец-то умолк, и Андрей отошел к Пахому:
— Чего-то дорога мертвая, не заметил? Ни деревни, ни постоялого двора. Да и Волги не видать. Я надеялся, к реке мы рано или поздно выйдем.
— Дык, княже, этот тракт к Волге сроду не выходил! Мы по нему завсегда на Казань ходили и никогда ее не видели. Ручейков много, воды хватает.
— Что значит «завсегда ходили»? — не понял князь.
— Ну в походы великокняжеские супротив басурман. Рабов от доли смертной освобождать, нехристей бить и пугать, дабы Русь не трогали. Полки завсегда двумя рукавами шли. Половина по Волге, половина тут, по лесам. Аккурат по этой дороге. Под Казанью сходились да осаду делали. С Василий Ярославичем мы через лес два раза ходили да по реке единожды. Ну и с тобой, Андрей Васильевич, тоже по Волге раз прогулялись.
— Вот оно что…
Само собой, жить на дороге, по которой регулярно таскаются многотысячные враждебные полки, никому не хотелось. Такое только в хорошей, прочной крепости возможно. Но ближайшая крепость отсюда — это Казань.
— Пахом, до столицы татарской еще далеко?
— Дней семь-восемь, коли не задержимся.
— Верст двести? — прикинул на глазок князь.
— Где-то так.
— Странно, что дорога никак не прикрыта. А ну мы на них неожиданно нападем? Война начнется?
— Вестимо, есть дозоры ханские у дороги. Токмо они тоже понапрасну не кажутся. Коли порубежники наши за кем погонятся, они ведь смотреть не станут, дикий ты татарин али ханский. Всех посекут. Дозорам воевать ни к чему. Им заметить токмо надобно да весточку прислать. Весть же не токмо гонец, но и простой голубь донести может. Ну а что до мыта подорожного, так купцы по дорогам не ползают, они по воде плывут. Там серебро с людей торговых и сбирают. Ан и то не здесь — возле Казани. Опять же, кто летом воюет? Рек округ тьма, мостов не настроишься, дороги узкие, по жаре броня тяжела, припасы тухнут, людей лихоманка косит. То ли дело зимой. Все реки в дороги ровные превращаются, убоину хоть свежую, хоть соленую без опаски возить можно, в доспехах тепло и удобно, моры не случаются. Не, летом татарам и вовсе нечего бояться.
— Нечего, говоришь, бояться? Это хорошо. Удобно. До Волги отсюда далеко?
— Мыслю, верст десять получится… Обмануть боюсь, княже. Кто же их тут мерил, версты сии?
— А до Казани еще семь дней пути? Ладно, подождем.
Еще шесть суток отряд двигался походным маршем куда-то в направлении юго-востока, так и не встретив на своем пути никого из местных жителей. И только на седьмое утро шедший первым князь Сакульский неожиданно для всех отвернул влево на нехоженую дорогу, что заросла подорожником и ромашкой, но все еще угадывалась по просеке в лесном массиве.
— Ты куда, княже? — окликнул его боярин.
— Коли видна, значит пользуются, Иван Григорьевич, — отозвался Зверев. — Поехали, я на Волгу глянуть хочу.
— Да тут до нее, может статься, верст сорок!
— Значит, к вечеру выйдем.
— Этак до Казани еще седмицу добираться придется, — недовольно буркнул Выродков, поворачивая следом.
Княжеская полусотня медленно втягивалась на тропу, пусть и не избалованную вниманием, но достаточно широкую, чтобы по ней проехала запряженная парой лошадей телега. Андрей пригнулся, чтобы не врезаться головой в дубовый сук — да так и не разогнулся почти полторы версты. Растущие поперек дороги ветки постоянно шуршали по спине, цеплялись за стягивающий волосы ремешок, дергали за шиворот. Однако через четверть часа все неожиданно изменилось. Тропа как раз перевалила холм, свернула к ручью — и за ним открылась уже просторная луговина.
Что интересно — изрядно пощипанная, с травой ниже колена и валяющимися тут и там конскими и овечьими катышками.
— Смотри, Иван Григорьевич! Похоже, с полмесяца назад здесь кого-то пасли. Дикое зверье так чисто поляны не выстригает. Это отара. И держали ее здесь, пока все не сожрала.