Из-за всех этих хлопот выехал он из Москвы только в день Михея-тиховея [15] — когда, как известно, ветра с осенью перекликаются. Какая погода на Михея — такой осени и быть. Но время было потеряно не зря. Молодые ребята, записавшиеся в холопы всего месяц назад, выглядели — не узнать! Все в новеньких седлах, в широкоплечих войлочных поддоспешниках, в стеганых подшлемниках, в плотных шерстяных епанчах, снизу подбитых беличьим мехом. Князь хотел бы еще и одного покроя, одного цвета купить одежду — но четыре десятка одинаковых плащей в торговых рядах выбрать не удалось. Так что скакали всадники кто с красными, кто с зелеными, кто с синими крыльями за спиной. Зато у каждого через плечо был перекинут сверкающий бердыш — причем владеть им пареньки уже умели. Пахом старался, дрессировал новобранцев каждую свободную минуту да еще Илью с Изей на помощь привлекал. Увы, сабель на их поясах не имелось — только ножи и косари. Тратить царскую казну столь щедро Зверев не рискнул. И так почти двадцать гривен ушло. По той же причине не стал покупать и заводных коней — дорого. Все же не на смотр его вызвали и не в ратный поход отправили. Так, попутешествовать, посмотреть. Одно слово — турист.
С боярином Выродковым шли всего три холопа, зато с заводными. Без бердышей — но с саблями, щитами, луками и с тяжелой броней в чересседельных сумках. Сам Иван Григорьевич отправился налегке — в атласных сиреневых шароварах, такой же рубахе; сабля тонула в широком, хитро намотанном кушаке, на голове сидела настоящая турецкая чалма из длинной хлопковой ленты.
— Это ты у османов к нарядам таким пристрастился? — поинтересовался Зверев, пристроившись к своему протеже у левого стремени.
— Не отвыкнуть?
— Ты даже не представляешь, Андрей Васильевич, сколь мудро и сказочно удобно продумана жизнь на сарацинском востоке! — Почуяв возможность поговорить о своей любимой теме, боярин Выродков завелся с пол-оборота. — Ты думаешь, это просто шапка, как у нас, в полугреческой Руси? Нет, это невероятно практичная штука. Во первую статью, это головной убор. И от холода спасет, и от жары, и от ветра, и от дождя. Но ведь это не все! Она выручит тебя при многих иных бедах. Вот представь: сидишь ты, ведешь приятную беседу, пьешь кофе из маленьких чашечек. А зной вокруг столь силен, что свечи на солнце плавятся и лужами на песок стекают. И что делают мудрые арабы? Они хвостик у этой чалмы распускают, да в кувшин с водой кладут. Тряпица намокает, остывает — и вот ты сидишь, округ жара, а тебе прохладно и хорошо! Вот оно как! Коли верблюда надобно привязать — распустил ее, скрутил, вот тебе и веревка в полторы сажени. Забраться или спуститься где — она тебя выдержит. Холод ужасающий — так ты ее перемотай, уши и лицо закрой, вот и тепло. Буря нагрянет — тоже в чалму замотаться можно. Да и сабельный удар она вынести может, коли не сильный будет, случайный. Вот какая это вещь! У нас же, на Руси, все как встарь. На лето одна шапка, на зиму другая, от комаров третья, от дождя четвертая. Рази это хорошо?
— Тряпке жизнь не доверю, — покачал головой Андрей. — По мне лучше кованый шишак.
— Это ты не прав, княже. Оно ведь, каждому доспеху свое место. От глянь на меня. Как мыслишь, в броне я али нет?
— Нет, конечно.
— А вот не угадал! Хоть и не в кирасе, а так просто меня не сразишь. Видишь, кушак какой? Он мне весь живот от бедер до ребер закрыл. Ты его так легко не прорубишь, постараться надобно. Ан здесь, спереди, и сабля, и ножи спрятаны. Они и под рукой, коли нужны, и от удара спереди оборонят. Косаря стального и саблей не прорубишь, и стрелой не проткнешь. Так, Андрей Васильевич, янычары османские снаряжаются. Тоже зело мудрое изобретение тамошних султанов! Сие есть гвардия, равной которой во всем свете не сыскать! Османы их не нанимают и в ополчение не зовут. Османы их покупают, представляешь! Выбирают самых крепких и смышленых мальчиков на рынках рабских: А потом учить начинают. Отваге учить, верности, умению ратному. Всему. И вырастают из мальчишек воины столь могучие, что каждый из них пяти кавалеров немецких стоит! [16] Что ни говори, османы хоть и басурмане безбожные по вере, но мудрость в них вековая ощутима. Знаешь ли ты, княже, что по древнему обычаю каждый из знатных османов мирскому ремеслу обучается? Сделано сие, чтобы в тяжкую годину знатный эмир своими руками семью прокормить мог, не дал детям с голоду умереть, не дал роду прерваться. Ты его разорить можешь, без гроша оставить — а он все едино не пропадет! И сие понимание в знатном человеке с детства закладывается…
Лошади шли спокойным походным шагом, одолевая километров шесть-семь в час, шестьдесят-семьдесят за день. От Москвы вдоль Клязьмы к Владимиру, от Владимира к Нижнему Новгороду, от Нижнего — вниз, вдоль Волги. На одиннадцатый день пути они остановились на берегу Суры — естественной границы, отделявшей Московское княжество от Казанского ханства. И только здесь, глянув вперед, за реку, боярин Выродков наконец-то спросил:
— Куда мы путь держим, Андрей Васильевич? За какой нуждой государь нас в эти земли послал?