— Хотя бы полчаса, Федот Владиславович!
— Немедля! Последний раз спрашиваю: спустишься?
— Я так думаю… Думаю… А ты как, Федот Владиславович, коли властителем главным станешь — землю мне во владение отведешь?
— Поджигай!
— Ох, Андрей Васильевич, — перекрестился Пахом. — Гореть нам все же в геенне огненной.
— Черт, время потянуть не удалось. — Зверев сел, привалившись спиной к подпирающему шатер звонницы столбу. — Теперь все в руках Господа. Молись, Пахом. Ты хороший мужик, тебя он послушает.
Вокруг храма высоко взметнулся огненный смерч. Сено быстро полыхнуло — и так же быстро погасло. Старые бревенчатые стены из твердого, как камень, мореного дуба из-за такого пустяка даже не закоптились.
— Чего стоите? — донеслись снизу грозные крики.
— Чего стоите? — донеслись снизу грозные крики. — Никита, в дом беги, за горючим маслом. Дай сюда, дай…
Описав огненную дугу, на крышу церкви упал один факел, потом другой, третий, четвертый. Резная деревянная черепица, тонкая и хорошо подсохшая за день на солнце, тут же занялась. Не так рьяно, как сено — но огонь пополз, пополз в разные стороны.
— Скоро тебе станет хорошо, князь! — обрадовался вампир. — Светло и тепло! Тебе понравится! Чего застыли, олухи?! Бадьи готовьте, кадки. Воду с колодца черпайте. Шевелитесь! Крыши амбаров поливайте, как бы огонь не перекинулся! В дом, на чердак людей пошлите. Ну, мухи сонные! Бегом!!
— Мореный дуб горит, Пахом? — с надеждой спросил Зверев.
— Горит, Андрей Васильевич. Хорошо горит, долго и жарко.
— Может, хоть загорается плохо?
Князь выглянул вниз. Крыша церкви горела вовсю, языки пламени жадно лизали стену звонницы. Кровля начала целыми пластами рушиться вниз, в глубину храма, разлетаясь на отдельные огненные пластинки. Значит, скоро полыхнет и внутри.
— Ты молишься, Пахом?
Под ногами ужасающе затрещало — пол накренился, громко щелкнул и провалился наполовину. Из люка выпрыгнул бледный Илья, обеими руками вцепился в перила. Андрей тоже предпочел выпрямиться и обнять один из столбов. Колокол, чуть покачиваясь на натянувшемся канате, упирался своим краем в доски пола — словно размышлял, что делать дальше. Из-под него, змеясь, выкатилась веревка — та самая, что была привязана к языку.
— Где наша не пропадала!
Князь отпустил столб, прыгнул на пол, вытянулся во весь рост, скользя вниз, проскочил под покрытой рунами колокольной юбочкой, ухватился за веревку, повис на ней. Намотал на левую руку, поднялся на колени, потом на ноги и, наполовину вися, по дуге дошел до стены, потом по краешку — вверх, к самой верхней «ступени», уже выпирающей из просевшего люка. Усевшись на ней, потянул веревку к себе, отпустил, снова потянул, раскачивая колокольный язык.
— Давай, Андрей Васильевич, давай! — перекрикивая треск пожара, завопили холопы.
Еще рывок — и било наконец коснулось стенки колокола. Однако вместо зычного звона послышался лишь глухой стук, как от удара топора в сырое бревно. Правда, колокол завибрировал — шестьсот пудов бронзы содрогнулись и заставили задрожать всю звонницу, да так, что Зверев просто чудом не соскользнул с округлой «ступени». Он опять потянул веревку — колокол содрогнулся вновь, его край заскользил по доскам накренившегося пола. Раздался оглушительный треск. Пол звонницы наконец сдался силе земного притяжения, пополз вниз, часто стукаясь о бревна стены. Штыри лестницы, подобно трещотке, обламывались один за другим. Колокол резко качнулся, принимая вертикальное положение, и уже без всякой посторонней помощи пронзительно запел.
У князя мгновенно заложило уши — но он все равно снова взялся за веревку, резко выдохнул, потянул к себе. Ударил языком по твердой бронзовой стенке раз, другой, третий, наполняя оглушительным звоном шахту колокольни, ночной воздух и земли далеко, далеко окрест. Звонница мелко дрожала, как бы пытаясь подхватить эту оду небесам. Андрею показалось, что край бронзовой юбки просел на несколько сантиметров… И вдруг вся десятитонная бронзовая махина резко ухнула вниз — сплетенный наскоро канатик не выдержал нагрузки. Секунда — земля подпрыгнула, трясясь осела, и все закончилось.
Между тем языки пламени уже поднялись до уровня людей, светили в окна башни. Подбрасываемые огненным вихрем куски дранки разлетались на десятки метров вокруг, многие падали на кровлю колокольни.
Положение становилось все более тоскливым. Зверев пролез к перилам и, цепляясь за них, по краешку стены перебрался от церкви на противоположную сторону. Здесь, подальше от огня, было пока прохладно. Князь выглянул наружу: стены рублены «в лапу».
— Тогда еще поживем… — Он перевалил через перила, опустился немного вниз, нащупывая ногами выступающие концы бревен, выдернул из ножен косарь и со всей силы вогнал его в щель между венцами. Как можно сильнее сжал ноги, перенес часть веса на руку с ножом — и повис над пропастью. Левой рукой осторожно вытянул маленький ножик — тот, что предназначен для еды, воткнул его в щель немного ниже косаря, чуть ослабил ноги, опускаясь, снова зажал; раскачал косарь, выдернул, воткнул ниже. Потом второй нож, чуть спустился…