Турецкая штуковина оказалась очень неплохим оружием и так остро заточена, что стало понятно, почему шустрый, искусный в рубке казак получил от него травму, несовместимую с жизнью. Впрочем, для меня ятаган был и коротковат, и слишком легок. В идеале меня бы больше устроило длинное и тяжелое европейское оружие. Турецкий клинок больше подходил для боя с незащищенным панцирем или кольчугой противником. Мне же нужно было что-то более универсальное. Но за неимением гербовой я учился писать на простой, и вскоре у меня это стало неплохо получаться.
Когда тренироваться мне надоело, я опять сосредоточился на дороге. Михайловка, про которую говорили, что она в трех верстах от Лукьяново все не показывалась, хотя по времени, что я был в пути, я уже давно должен был до нее дойти. Мне, впрочем, было все равно, попаду ли я туда или в другую местную деревню, главное, чтобы там нашлась лодка и опытный кормчий.
Я прошел лесом еще несколько километров, и голод вместе с размокшими сапогами прозрачно намекнули, что пора бы найти жилье. Тогда я начал забирать южнее, рискуя выйти на опасную для меня дорогу.
Однако пока ничего похожего на обитаемые места не попадалось. Солнце уже клонилось к закату, а лес все не кончался. Я прибавил шагу и пошел прямо на юг, где должен был непременно пересечься если не с дорогой, то с рекой. Тактика оказалась верной. Вскоре явственно запахло дымом, я пошел на запах, но вместо селенья наткнулся на костер и двух человек, греющихся у огня. Такая встреча в необжитом месте могла кончиться чем угодно. Я не стал ломить напролом и осторожно, хоронясь за стволами, пошел посмотреть, кто они такие и что делают в вечернем лесу. В двух десятках шагов от костра я остановился, пытаясь понять, с ком меня свела судьба.
Одного я сразу узнал, это был молодой парень, которого я несколько раз встречал в Лукьяново. Второй, крупный широкоплечий мужчина, сидел ко мне спиной и, не видя его лица, я не мог вспомнить, встречал ли его раньше. Оба они сидели на настиле из елового лапника, по-восточному поджав ноги, о чем-то оживленно разговаривали, а молодой, которого я опознал, пристраивал над костром закопченный котелок.
Я, чтобы не напугать их своим внезапным появлением, отошел метров на сто вглубь леса, после чего, намерено треща сучьями, направился прямиком к костру. Мое шумное появление теперь ожидали. Знакомый парень спрятался в засаду за стволом толстой березы, а его напарник стоял у костра в расслабленно ожидающей позе. Я прямо вышел к костру и поклонился.
— Доброго вам здравия!
— Ты кто таков? — строго спросил крупный мужчина лет сорока с красивым волевым лицом и уверенными манерами, не отвечая на мое приветствие.
Я, кося под глухого, на вопрос не ответил, опять поклонился и попросил:
— Дозволь, добрый человек, погреться у костра.
— Да ты никак немец или светш? — сразу распознав меня по странному выговору, удивленно спросил он.
— Нет, — раздался у меня за спиной голос спрятавшегося парня, — это глухой, из Лукьяново. Не изволь беспокоиться, боярин, он безобидный, и говорят что юродивый.
То, что меня считают юродивым, меня не столько позабавило, сколько встревожило. Похоже, мое поведение слишком отличается от норм начала семнадцатого века, если я уже получил такую лестную оценку.
— Он что, совсем не слышит? — поинтересовался старший, внимательно вглядываясь мне в лицо, у моего знакомца, который продолжал скрытно стоять за спиной.
— Слышит, но плохо, ему кричать надо, — ответил тот, наконец появляясь в поле моего зрения.
Увидев знакомого, я изобразил на лице радость и поздоровался. Парень ответил на приветствие преувеличено громким голосом.
— Погреться можно? — повторил я вопрос, адресуясь теперь не к боярину, а к знакомому парню.
— Садись, — разрешил вместо него старший, делая приглашающий жест.
Я сбросил с плеча свой багаж, поместил его на краю настила, поверх положил ятаган и опустился на лапник. Оружие вызвало у новых знакомых повышенный интерес. Старший без разрешения взял его в руку и внимательно осмотрел.
— Ишь, какой знатный меч, чаю турецкой работы, — уважительно произнес он и громко спросил, — откуда это у тебя, малый?
Обманывать мне не хотелось, да и не стоило. Весть о моем ратном подвиге вполне могла вскоре дойти до новых знакомцев, и я бы оказался а щекотливом положении враля. Однако и откровенничать резона не было. Потому я ответил уклончиво:
— Добыл по случаю.
Однако и откровенничать резона не было. Потому я ответил уклончиво:
— Добыл по случаю.
Ятаганом после старшего товарища завладел знакомый парень и впился в него взглядом.
— Это атамана Свиста меч, боярин, он им в кабаке хвалился, — негромко, чтобы я не услышал, сказал он.
— Что еще за Свист? — поинтересовался тот.
— Казак, Хлопки Косолапа сподручник, он в казацкой сотне атаманом.
— А этот юродивый, выходит, их соглядатай?
— Да он к казакам и близко подойти боялся.
— А ну-ка, я сейчас проверю, какой он глухой, — хмуро сказал старший и забрал оружие у парня.
Я в это время стаскивал с ног мокрые сапоги, чтобы подсушить их у костра, и на новых знакомцев не глядел. Боярин отошел в сторонку, а потом прокрался ко мне за спину.