Треск приближался, но увидеть, кто так ломится сквозь чащу, я пока не мог. Оставалось гадать. По мощи и напору это, скорее всего, могли быть лось или дикий кабан. Оба варианта не очень совмещались с моим примитивным оружием, но подстегнутый охотничьим азартом, так далеко я не загадывал. Вдруг треск прекратился, и все стихло.
«Ушел!» — с отчаяньем подумал я и не удержался, выглянул. Всего в пятидесяти метрах от меня, подняв вверх голову, стояла лосиха. Была она молодой и не крупной, высотой метра полтора. Рядом с ней жался теленок. Как я помнил, лоси телятся поздней весной, но этот почему-то родился на месяц раньше срока. Лосиха тревожно замерла на месте, то ли прислушивалась, то ли принюхивалась, наверное, интуитивно почуяла опасность. Теленок, пользуясь остановкой, трогательно тыкался в материнское вымя. Мой охотничий азарт как-то сразу привял. Такая семейная идиллия никак не располагала к убийству даже ради пищи.
Однако лук я на всякий случай положил перед собой, мало ли что взбредет в голову лесной маме, если она посчитает, что ее детенышу грозит опасность. Я знал, что лоси близоруки, потому не очень опасался, что она меня заметит, вот какое у них обоняние, был не в курсе. Впрочем, ветер дул в мою сторону, и можно было надеяться, что разойдемся мы мирно.
Лосиха между тем продолжала чего-то ждать, неподвижно стояла на месте и только нервно поворачивала голову, явно к чему-то прислушиваясь. Я хотел уже встать и прогнать ее, чтобы она ни распугивала мне дичь, но не успел. Лесная корова взбрыкнула задними ногами и кинулась в сторону тропы, с шумом продираясь сквозь густой кустарник. Теленок побежал вслед за матерью. Я остался на прежнем месте, не понимая, что ее так напугало.
Увы, эта загадка оказалась очень простой и тут же разрешилась — на бедную лесную корову напал медведь! Все происходило так быстро, что не оставляло времени на какое-то вмешательство. Я даже не уследил, когда он появился. Медведь как привидение возник из-за деревьев и на большой скорости бросился на лосиху, видимо, намереваясь сбить ее с ног. Она отскочила с его пути, но не побежала, осталась стоять на месте, угрожающе опустив голову. Инстинкт материнства оказался сильнее инстинкта самосохранения. Топтыгин проскочил мимо, но тут же необыкновенно ловко для такой туши развернулся на месте. Он был такой крупный и мощный, что кровавая драма кончилась меньше чем за минуту.
Корова в отчаянной смелости бросилась на него, пытаясь ударить передними копытами. Медведь легко отскочил в сторону, и лишь только она опустилась на четыре ноги, подскочил к ней сбоку и опустил свою могучую лапу на ее загривок. Лесная корова рванулась в сторону, закричала от боли, взвилась, опять в отчаянной смелости выбросила вперед копыта, но новый, теперь уже боковой удар, повалил ее на снег. Лосиха отчаянно замычала, но это был уже крик боли и отчаянья. Теленок, трясясь всем своим маленьким телом, медленно подошел к матери, ткнулся носом ей в живот, но тут же пал под небрежным ударом лапы хозяина леса.
Честно говоря, в этот момент я по-настоящему испугался необузданного огромного зверя, и лежал как мышка-норушка, вжимаясь в снег, а тело сковала предательская слабость. От медведя исходила такая дикая первобытная мощь, что я показался себе маленьким и совершенно беззащитным. Все это происходило совсем близко от меня, и мелькнула мысль, что если разгоряченный кровью зверь заметит свидетеля своей охоты, я вряд ли успею даже встать на ноги. Ни о каком бегстве не могло быть и речи. Четвероногий гигант без труда догонит меня, даже если я разовью спринтерскую скорость.
Лук у меня был хороший, достаточно тугой, стрела с двадцати шагов пробивала дюймовую доску, но все-таки это было не то оружие, с которым можно было напрямую идти на медведя. К тому же из лука еще нужно было успеть выстрелить. Мечтая стать невидимкой, я все сильнее вжимался в снег и старался слиться с местностью. Медведь между тем продолжал полосовать своими страшными когтями уже мертвую жертву, все больше распаляясь от дымящейся на снегу крови.
Наконец ему надоело терзать неподвижную тушу, и он почти по-человечески сел перед ней на задние лапы. Морда у хищника была в крови, и выглядел он совсем не забавным увальнем, каким мы обычно видим медведей в цирке или за железной клеткой зоопарка. Зверь был, как говорится, реальный, и чтобы пойти на такого в открытом поединке даже с рогатиной, нужно иметь отчаянную, бесшабашную храбрость или полностью отмороженную голову. Первым качеством я, увы, не обладаю, вторым, надеюсь, тоже, потому и продолжал лежать в своей норке, стараясь дышать редко и тихо.
Медведь между тем что-то решал своими лесными мозгами. В задумчивости он отер лапой морду и начал слизывать с нее кровь. Пока топтыгин был занят, у меня образовались несколько минут для передышки.
Пока топтыгин был занят, у меня образовались несколько минут для передышки. Вариантов для спасения было немного: продолжать прятаться в надежде, что он меня не заметит, или попробовать его напугать. Я вспомнил, как в каком-то документальном фильме о белых медведях полярники отгоняли их поднятой вверх палкой. Звери воспринимали человека и палку как единое целое и пугались огромного роста невиданного противника. Однако начать именно сейчас проверять правильность полярных экспериментов мне совсем не хотелось. Осталось лежать на прежнем месте и надеяться, что если он меня все-таки заметит, в крайнем случае, я смогу припугнуть его своим мифическим физическим превосходством. Эта мысль немного укрепила мой смущенный инстинктом самосохранения дух.
Пока же медведю было не до случайных свидетелей охоты. Похоже, он не знал, что ему делать сразу с двумя вкусными трофеями Теленок был много легче коровы, но, как известно, большой кусок и рот радует больше, чем маленький. Наконец он выбрал правильное для меня решение: вцепился в лосиху зубами и упираясь лапами в рыхлый снег потащил тушу в кустарник, по медвежьей привычке припрятать добычу до лучших времен. Убитый теленок на мое счастье остался на месте.