В их колледже всех ребятишек спасли и вывезли в Никель, но лицей Сервантеса накрыло снарядом, и дети с учителями погибли, кто под руинами, как ее семья, а кто сгорел живьем в лицейском парке. Снаряды дроми разбрасывали струи пламени, горевшего на камне и металле, сжигавшие живое существо за несколько секунд. Через день-другой, когда Майя пришла к родному дому и увидела прах своей семьи, обугленные черепа и кости, она как будто помешалась: села в патио над тремя скелетами, стала раскачиваться словно маятник и выть. Ксения ее увела. Ксения сказала, что это сделали не люди, не фаата, не кни'лина, а монстры, которых людям не понять, и мстить этим тварям бесполезно, надо просто вышвырнуть их с Тхара. С Тхара, Роона и Эзата… Вышвырнуть их отсюда, а потом очистить каждый уголок Галактики от этих чудищ!
Так сказала Ксения. Она сильная, она из рода Вальдесов… Может быть, сильная оттого, что знает: ее родные не погибли. Марк ведь точно жив… Хотя в недавние дни они с Ксенией были в отчаянии, думали, что потеряют его… Но Марк — тхар и Вальдес; такие бьются до последнего и не спешат в Великую Пустоту…
Майя поднялась и нерешительно шагнула к двери. В округлую камеру выходили шесть тамбуров-проходов к реанимационным блокам, перегороженных массивными переборками.
Лечебный центр в Ибаньесе строили столетие назад, во время Третьей Войны Провала, и укрепили капитально: стены метровой толщины, мощные перекрытия, и по всему периметру — контрфорсы и ряды колонн. Но главное, этот подземный бункер, набитый медицинской кибернетикой, с запасами лекарств и банком стволовых клеток. Удары снарядов разрушили здание, но подземелье уцелело — правда, не все компьютеры и роботы-хирурги были в исправности. Но того, что осталось, Марку хватило.
Он сейчас здесь, за этой дверью… Реаниматор отключился час назад, и Ксения сюда вошла… Вошла первой… Ее брат, ее право…
Майя прижалась ухом к переборке, но не услышала ни звука. В камере, заглубленной в грунт на двадцать метров, царила мертвая тишина. Сферический потолок, облицованный вечно светящимся пластиком, мягкие диваны и кресла у стен, низкие столики с голопроекторами и журналами… Казалось, нет в природе никаких чудовищ-дроми, нет развалин наверху и постоянного чувства голода, нет тысяч погибших и тысяч плененных; просто она ждет, когда очнется близкий друг, детская ее любовь. Вот сдвинется переборка, она войдет, улыбнется ему, и он увидит, какой она стала — не угловатая хрупкая девочка-подросток, а женщина, настоящая женщина! Ей уже двадцать два, и она…
Зеркало! Ей нужно зеркало!
Отскочив от двери, Майя включила голопроектор, коснулась клавиши настройки, вызвала зеркальную поверхность — огромную, от пола до потолка.
Это она?.. Она?.. В потертом распахнутом комбинезоне и горных ботинках, с иглометом у пояса?.. Кожа обтягивает скулы, ключицы торчат, лицо будто бы съежилось, губы поблекли, а под глазами синие тени… И ни единой округлости, приятной для мужского взгляда… Определенно в прошлом она выглядела лучше, гораздо лучше! Но с той поры минуло больше двух лет — двадцать восемь полуголодных месяцев, если быть совсем уж точной.
Что же ты так медлил, Марк?.. Почему не пришел тогда, когда мои щеки были свежи, глаза сияли, а грудь была упругой и полной?.. Где же ты был, любовь моя, куда исчез на целых девять лет?.. И помнишь ли Майю Серано, подружку твоей сестры?..
Она вздохнула, снова подошла к дверям и стала ждать.
* * *
— Это она, Майя Серано, — сказала Ксения, помогая Марку выбраться из саркофага. — Ты ее помнишь?
— Помню. Черные глазищи в пол-лица, черные волосы до плеч… Надеюсь, с нею все в порядке?
— Нет. Ее семья погибла, когда дроми разрушили Ибаньес, но лучше ей об этом не напоминать. — Ксения протянула ему комбинезон. — Вот, оденься. Как ты себя чувствуешь?
Марка слегка покачивало.
— Слабость, — пробормотал он, — проклятая слабость…
— Это пройдет. Ты был восемнадцать дней на внутривенном питании. Хочешь есть?
— Нет, пожалуй, нет. — С помощью сестры Марк натянул одежду и башмаки. — Ты выросла малышка, но похудела. Почему?
— У нас не хватает продуктов, Марк. Склады и элеваторы во всех поселениях сгорели, сельскохозяйственные роботы уничтожены, два года мы ничего не сеем и не собираем урожай. Ты удивишься, когда узнаешь, что мы едим.
— Бедная моя… — Он попытался обнять Ксению, но она отстранилась, упрямо встряхнув головой.
— Не надо меня жалеть. Всем приходится трудно, братец, и многим — куда тяжелее, чем мне. Я, по крайней мере, знаю, что все вы живы — ты, мама, отец… Или?..
В ее глазах метнулся страх, и Марк торопливо произнес:
— Никаких «или», детка, мама с отцом на «Урале». Это флагман Седьмой флотилии, и сейчас они патрулируют границу около Новой Эллады.
Это флагман Седьмой флотилии, и сейчас они патрулируют границу около Новой Эллады. Далековато от Тхара, но отец сюда придет. Придет или пришлет кого-нибудь, я верю! — Он подумал о «Мальте», о трех фрегатах, о сотнях погибших и опустил голову. — Жаль, что в этот раз не получилось… Мы не думали, что здесь так много жаб…
Голова у Марка кружилась. Он покачнулся, оперся руками о крышку реаниматора и перевел дыхание. Ксения обхватила его за пояс, поддержала.