— Я спрашивал о «Мальте», девочка, о крейсере, на котором я служу. Он ушел на Роон? Или уже к Эзату?
В глазах Ксении снова мелькнула растерянность.
— Я не знаю, Марк, не знаю, где твой крейсер. Ночью… нет, уже под утро в небе сверкнули зарницы, и Пьер сказал, что у нас такого быть не может, что это не атмосферное явление, а, вероятно, схватка в ближнем космосе. Значит, о нас не забыли, прислали боевые корабли! Мы… Ну ты понимаешь, что это значило для нас… Мы помчались к стадиону — там ровное место и виден весь небосвод… все побежали, Пьер, дядюшка Панчо, близнецы, мы с Майей… Сверкало до самого восхода и расплывалось зарево, такое огромное, будто небо вспыхнуло от горизонта до горизонта… Еще был свист, пронзительный свист, а потом — грохот. Пьер и дядюшка Панчо решили, что поврежденные корабли падают вниз и сгорают над Тхаром. Мы не знали, чьи, наши или дроми… наверное, те и другие… А утром… утром мы нашли тебя. Ты обгорел, и мы бы тебя не узнали, но на шлеме была чеканка — имя, звание и еще цифры. Ты был в шлеме, Марк, в шлеме и в какой-то штуке, похожей на… — Она беспомощно всплеснула руками. — Не могу сказать! Никогда не видела такого!
— Это спаскапсула с гипотермическим блоком, — произнес Марк, чувствуя, как заледенело сердце. — Вот оно что… Значит, я не добрался до «Мальты»… все же не добрался… Мой истребитель подбили, и я падал… падал на Тхар, направляя корабль к Обитаемому Поясу, к Западному Пределу, к Ибаньесу… Великая Пустота! Не помню! Я этого не помню! Хотя…
Он зажмурился и вздрогнул. Преграда в его сознании рухнула, барьер, отделявший последние минуты боя, вдруг растаял и исчез. Быть может, он сам воздвиг эту стену, не желая признать очевидное; выстроил ее инстинктивно и спрятал то, что страшило, что погружало в скорбь. Сейчас тьма Провала раскрылась перед ним, вспыхнули сотни плазменных молний, и над каменным ликом планеты закружились пылающие облака. Останки малых кораблей, фрегатов и дредноутов падали на плоскогорья Тхара, сгорали в атмосфере или, отброшенные взрывом, уносились в Провал; Великая Пустота глотала тела, разбитое оружие, куски обшивки, пластик, металл и мертвую плоть. Повсюду были враги, жерла метателей и струи смертоносной плазмы. Марк уже не слышал голос командира; связь прервалась, и только шум крови да его тяжелое дыхание разгоняли тишину. Эта битва, как и другие сражения в космосе, была беззвучной; смерть подкрадывалась на мягких лапах и молча собирала урожай.
«Ястреб» Марка сделал мертвую петлю, далекое солнце Гаммы Молота и огромный Тхар покатились по экранам, он выстрелил, и огненный шнур лазера настиг врага. Фонарь кабины потемнел, спасая глаза от ослепительной вспышки, машина вильнула, плазменные разряды пронеслись над ней, и где-то вверху, в направлении центра Галактики, вдруг стало расплываться багровое пятно. Не истребитель и не малый корабль дроми, мелькнула мысль; что-то покрупнее. Вражеский дредноут?.. Или?..
«Мальта»! То была «Мальта»! На долю секунды он ощутил агонию сотен людей, своих соратников; этот миг был краток, как промелькнувший сон, и страшен, точно видение Апокалипсиса. Затем «ястреб» встряхнуло, зажглись алые огни тревоги, и хищные тени чужих кораблей окружили его.
Он бросил истребитель вниз, к планете, но фронт раскаленного облака взрыва двигался быстрей. Посудины дроми, что вились вокруг, вспыхивали точно факелы, выбрасывая смертоносные лучи; его ударило в грудь, жаркий воздух застрял в горле, ноги и поясница окаменели. Рук он тоже не чувствовал, но, став наполовину трупом, теряя сознание, все еще направлял свой кораблик — вниз, вниз, вниз, к Обитаемому Поясу Тхара, к Ибаньесу. Он еще успел разглядеть цепочку озер у экватора, зелень лесов и серые остроконечные скалы, торчавшие над деревьями, потом услышал тихий шелест гипотермического блока и погрузился в беспамятство.
Так было! Он вспомнил, соединил разорванное бытие… Но эта память оказалась горькой.
— Погибли… все погибли… — пробормотал Марк в тягостном изумлении. — Ни один корабль не смог приземлиться, и никто не уцелел… Мы потерпели поражение…
— Но ты жив! — сказала Ксения. И, будто стараясь убедить его и себя, упрямо повторила: — Ты жив, Марк! И Пьер с дядюшкой Панчо, и близнецы, и мы с Майей! Все мы живы!
Он очнулся. Секунду смотрел на свои голые руки, на шрамы, что истончались и зарастали прямо на глазах, на сдвинутую крышку саркофага. Потом повернулся к сестре и спросил:
— Майя… Это что за Майя? Та голенастая девчонка, с которой ты дружила? Помнится, их дом был на бульваре Толедо… Такая большая гасиенда в испанском стиле, с арками и витражами… Это она?
* * *
Дом, гасиенда в испанском стиле, был разрушен снарядами дроми, стены и арки рухнули, цветные стекла витражей усыпали патио, внутренний дворик, где Майя любила сидеть у бассейна, мечтая над книгой. Но это была небольшая беда; дом можно отстроить, ведь на Тхаре хватает камня, дерева и стекла, не говоря уж о роботах. Но атака врагов оказалась внезапной, и под развалинами дома сгорели мать, отец и младшая сестра. Майя спаслась лишь потому, что была в это черное утро в колледже, и когда земля задрожала и над городскими крышами встали дымные фонтаны взрывов, думала только об одном: как бы вывести детей из младшей группы в лес. Сосны, ели и заросли можжевельника подступали к самой игровой площадке, и ей повезло, удалось перебраться через открытое пространство вместе с восемью малышами. Никого не забыла, никого не потеряла! Помчалась с ними к озеру, где нашлись другие наставники и ребята старших групп — все живые, хотя и перепуганные. Но страх длился недолго; у тхаров крепкая кость, бояться они не привыкли.