И вот мы в пути, наконец-то! Только сейчас я понял, насколько соскучился по простому, человеческому лесу. Нет, в Кипеж-граде, конечно, много замечательного: девицы, кабаки, медовуха, базар — в общем, все прелести городской жизни. Но лес… Тут я был в своей стихии. И если вдуматься, то и Серафима могла бы научиться варить медовуху — в кулинарном смысле она лучше всех похвал, только продукты доставай. Даже молодухи в принципе встречаются, надо лишь по деревням поскрести. Вспомнив мои недавние похождения, я невольно расплылся в мечтательной улыбке.
Вот такие прекрасные мысли прервала Селистена. Оказывается, пока я пребывал в сладостных воспоминаниях, она приказала нашей охране приотстать и явно решила скоротать дорогу разговором.
— И чего ты так скалишься?
— Я не скалюсь, а улыбаюсь. Просто о хорошем вспомнил.
— Расскажи! — живо заинтересовалась солнечная.
Не поверите, я уже раскрыл пасть, чтобы рассказать про свои милые похождения, но вовремя прикусил язык.
— Ну расскажи, чего замолчал?
— Э… Кормилицу вспомнил, она самый мне дорогой человек на свете…
В общем, и не соврал практически, просто одни хорошие воспоминания заменил на другие.
— Скажи, вот ты постоянно упоминаешь свою кормилицу, а мать с отцом никогда, я только и знаю, что этот перстень, — кивнула Селистена на перстень Сивила на моем ошейнике, — подарил твой батюшка матушке.
Ну вот, приехали, так хорошо день начался, а она вспомнила дела давно минувших дней. Заговорился я когда-то по причине нервного срыва и угрозы целостности головы и остального тела, так чего старое ворошить? Надо как-то эту скользкую темку сменить. Немножко правды о Серафиме, что ли, рассказать?
— Знаешь, мне не хотелось бы говорить о своих родителях, — выдержав мою коронную паузу, как можно грустнее сказал я.
— Извини, не хотела теребить печальные воспоминания, — быстренько поправилась боярышня.
— Извини, не хотела теребить печальные воспоминания, — быстренько поправилась боярышня.
Все-таки хороший она человек, а я ей постоянно вру, надо что-нибудь с этим делать. Ведь знаю же, что врать нехорошо (помнится, в детстве мне на эту тему что-то Серафима рассказывала), но, что ни говори, очень увлекательно.
— Да ладно, ничего страшного. Упуская некоторые подробности, могу сказать, что воспитала меня моя кормилица Серафима, или просто баба Сима.
— А кто она?
— Ведьма.
— Кто? — дрожащим голосом переспросила Селистена.
И чего все так боятся этого слова? Ну да, в гневе Симочка, конечно, страшна, так не яри ее, и все будет хорошо.
— Симочка моя ненаглядная.
— Ведьма?
— Ты теперь каждое мое слово переспрашивать будешь? Да, ведьма, она бы тебе понравилась, очаровательная бабанька, да и совсем не так проста, как хочет казаться.
Минуты две Селистена старалась отдышаться, после чего была готова к продолжению разговора:
— Ты скучаешь по ней?
— Да, вот разберемся с Гордобором, к ней махну, она меня и расколдует.
— А можно мне с тобой? — тихо спросила мелкая и густо покраснела.
У-у-у… Это что-то новенькое…
— Сима живет далеко, туда такие нежные ножки просто не дойдут, а на лошади по чаще тоже не больно-то проедешь.
Селистена покраснела еще больше, надулась, вздернула носик и даже пискнула на Ночку. Эка я ее задел, скажите пожалуйста! А чего я собственно говоря такого сказал?
Просить прощения я, конечно, не стал (да и не за что в общем-то), просто обогнал гордую боярышню и занял место во главе нашего небольшого каравана. Благо сбиться было невозможно, дорога была вполне прилично вытоптана. Часто по ней, видимо, не ездили, но зарасти она не успевала.
Так мы и скакали вперед легкой рысью (скакали, разумеется, лошади, а я изящно бежал), я впереди, боярышня в центре, а два дюжих молодца сзади. Вот уж кому дорога была нипочем, так это им, сразу было видно, что в седле проводят не намного меньше времени, чем на ногах. Едут рядом, байки вполголоса травят да ржут в те же полголоса. А байки те еще. Селистена-то ничего не слышала (а не то сразу бы из седла выпала), а я со своим чудесным слухом слышал все очень отчетливо. И честно говоря, пару раз даже споткнулся и густо покраснел. Не знаю, как это выглядело со стороны, но я просто чувствовал, как горят мои щеки. Я сейчас вам расскажу одну из этих баечек.
Отправился как-то боярин Тютя с дружиной оброк по деревням собирать, а его сосед, боярин Аморал, сразу шасть к нему в терем. И там… Опс… Извините, я на трезвую лавочку пока еще такие истории пересказывать не могу, там потом такое будет, что ни в сказке соврать ни пером описать, да еще с подробностями.
В общем, все было гладко, бежали ровненько, а привал я наметил примерно на полдень. Очень уж хотелось подальше от города уйти, мало ли чего. Нет, я, конечно, Кузьминичне верю как себе, но вот обманывать ей придется уж больно проницательного противника.
Так прошло еще пару часов, и, мельком взглянув на солнце, я уже начал присматривать место для привала и принятия долгожданной пищи. Мне, как командиру, само собой, причитается тот копченый окорок, что я видел в седельной сумке у Фрола. А что вы хотели, я как-никак мозговой центр, а мозги нуждаются в постоянной подпитке. Вот я энтим окорочком и подпитаюсь, долго рассиживаться все равно не будем, а уж вечером скажу сделать что-нибудь посерьезнее.
Вот я энтим окорочком и подпитаюсь, долго рассиживаться все равно не будем, а уж вечером скажу сделать что-нибудь посерьезнее.
Внезапно смолкло приглушенное ржание великовозрастных оболтусов. Спустя минуту Фрол чуть пришпорил коня и догнал хозяйку.