Целый день я колобродил по окрестным лесам в поисках блох. Смешно, да?! А мне, между прочим, не до веселья было. Волков я отмел сразу по причине резкой нелюбви к моей скромной персоне. Хоть и родственники, но не любим мы друг друга, что уж тут поделаешь. Вот и пришлось гонять по лесу енотов, лис да зайцев. И вы думаете, что хоть одна из этих зверюшек поделилась со мной этими своими домашними животными? Ошибаетесь!
Я и так и сяк к ним подкатывал. И про жизнь свою рассказывал, и просил, и умолял, и грозил — ноль эффекта, одни издевки да усмешки. Одному барсуку даже морду наглую набил за непочтительное поведение. Он, когда мою историю выслушал, от хохота аж на спину упал. Вот так валялся и ржал как сивый мерин. Не поверите, но в этот момент я даже забыл, что был собакой. Ведь вполне логично было бы просто и банально искусать его, тем более что клыки уже давно чесались. Так нет же, я дождался, пока он отсмеется, встанет, и отделал его под орех. Вы бы видели его морду, когда коротким резким ударом справа я сбил его с лап. Дальше в ход пошли и длинные удары, а после я не удержался и немного попинал его задними лапами. А чего он? Нет чтобы поделиться с лохматым собратом личными паразитами — так нет. Никакого почтения к старшим! Зато теперь он будет всю жизнь меня вспоминать. Ну и разве стоили три несчастных блохи таких жертв?
После того как спустил пар с наглым барсуком, стало немножко полегче, но, конечно, не до такой степени, чтобы не вспоминать про полностью проваленное задание Серафимы. Получается, мне придется не мыться, не чесаться, ночевать в самых непотребных местах и смиренно ждать, пока эти насекомые изволят завестись в моей прекрасной шерсти? Да за такое пренебрежение к гигиене тела Шарик, когда вернется, из меня форшмак сделает и будет, между прочим, прав. В общем, из очередного рейда по лесу домой я вернулся не в самом веселом расположении духа.
Мои девицы, наоборот, были веселы как никогда. Последнее время они только и делали, что болтали, хохотали и опять болтали, иногда переходя на шепот. И какие у них могут быть от меня секреты?
— Ой, Дарюша пришел! — завопила Селистена.
— Ну как, принес? — ехидно поинтересовалась Сима.
Я с горя схрумкал пирожок с брусникой и обреченно развалился на своей кровати.
— Все, я так больше не могу, пусть я навеки останусь весь в шерсти, с хвостом и с четырьмя лапами, но сил моих больше нет. Ни собачьих, ни человечьих. Не хочу быть грязным и блохастым, хочу быть белым и пушистым!
— Ну ладно, ладно, чего ты так раздухарился! — примирительно потрепав меня за ухом, с лукавой улыбкой пробурчала Серафима. — Между прочим, зелье готово.
— И что я тебе плохого сделал? Ну ты что, нарочно хочешь меня позлить?
— Ничего подобного, — честно призналась Сима самым невинным голосом. — Кстати, мог бы и умыться, сейчас расколдовываться будем.
— Так у меня же нет ни одной блохи?! — взмолился я.
— Ну и что? Можно обойтись и без них. — И тут Сима нагло вцепилась в мою милую шерстку и вырвала из нее целый клок.
— Ты чего? Больно же!
— Скажите пожалуйста, какие мы нежные!
Шерсть полетела в небольшой котел, висящий над огнем.
— Ты чего? Больно же!
— Скажите пожалуйста, какие мы нежные!
Шерсть полетела в небольшой котел, висящий над огнем. Что-то пшикнуло, немного тренькнуло, но столь любимого моему сердцу взрыва так и не произошло.
Серафима мешала варево длинной ложкой и шептала какие-то заклинания. Отвлекать ее в этот момент было не только глупо, но и небезопасно. Зелье штука тонкая, и отвлекаться от процесса приготовления не следует. Только вот как же блохи?
Между тем Серафима налила жутко пахнущую, к тому же отвратительного зеленого цвета жидкость в плошку. Бр-р-р! Даже смотреть противно, не то что пить.
— Готово! — гордо сообщила Сима.
— Слушай, скажи мне, только честно. Зачем я столько времени по лесу бегал?
— Я что-то не поняла, ты собираешься становиться человеком или будешь со мной спорить?
— Значит, отвечать не хочешь?
— Скажу только одно: так было нужно, и тебе в первую очередь.
— Сима! — как можно строже сказал я.
— А что, собственно, плохого, если я нашла, чем их заменить? — захлопала длинными ресницами моя хитрая кормилица.
— Да ничего, собственно, — признался я.
— Вот именно. Кстати, ошейник сними, он в снятии заклинания помешать может.
— Что-то ты темнишь!
— Ну не думаешь же ты, в самом деле, чтобы я сделала хоть что-нибудь, что могло бы тебе навредить?
— Нет, конечно, — признался я.
— Еще бы! Так что давай без разговоров снимай ошейник и пей мою бурду… Ой, ну я хотела сказать зелье, и возвращайся в свое настоящее обличье. А то, честно говоря, мне надоело по пять раз на день из дома по полному совку шерсти выметать.
— Ну линяю я, что тут такого? Ладно, снимайте с меня ошейник, расколдовываться буду.
Сима подошла ко мне, нашарила в моей густой шевелюре застежку и сняла ошейник. Она уж было положила его на подоконник, но так и замерла на полпути. Дальше вообще происходило что-то странное. Серафима охнула и тихонечко сползла на скамью. Потом она одарила меня таким взглядом, что мне захотелось на некоторое время поменяться местами с тем барсуком, которому я набил морду. Зачем, спросите вы? Да затем, чтобы залезть в самую глубокую нору и не высовываться оттуда месяцок-другой, пока Сима не оклемается. Однако очнулась она значительно быстрее и повела себя еще более странно. Она вдруг посмотрела на Селистену, потом опять на меня, потом хлопнула себя по лбу и, наконец, выдала: