Я с сомнением заглянула в плошку. Горько вздохнула. Поднесла ее к губам.
— Умоляю вас, не ешьте это! — раздался голос.
Я подняла голову и обнаружила справа от себя Мэрфи. Помощника Левиафана. Третьего человека в иерархии подгорного царства. Мерфи оперся спиной о ствол дуба и иронично усмехался. В глазах бесенята. Сложенные на груди руки мускулистые, обтягивающая майка демонстрирует отличную фигуру, просто отличную!
— У меня сердце разрывается от вашей мольбы, — ответила я. — Но не беспокойтесь, я вам оставлю половину.
Он улыбнулся, показав великолепные зубы.
— Я хотел сказать, что это не еда, а отрава.
— Ах вот в каком смысле!
Появление Мерфи избавило меня от необходимости глотать гадкий ужин из плошки. От этого стало радостно, хотя не только от этого. Мне улыбался самый симпатичный парень в бригаде Кларка. Не знаю, до какой степени он мерзавец (а в этом я не сомневалась: у Кларка все подручные мерзавцы), но он был чертовски обаятельным мерзавцем.
Глядя в серые дьявольские глаза Мерфи, я стала вспоминать, когда это было у меня в последний раз. Собственно, вспоминать особенно нечего. Последний раз это было у нас с Лехой. В тот памятный день, на бабушкиной даче. Я была расстроена до глубины души, а Леха оказался единственным, кто мог меня утешить. После этого события он решил, что у нас произошел сдвиг в отношениях и он может сделать мне предложение выйти за него замуж. Опять. Через четыре года после нашего развода.
— Я бы посоветовал вам, Алена, — мягко произнес Мерфи, — не выделяться из общей массы.
— Вы о моем ослепительном водолазном костюме?
— Между прочим, это наш костюм.
— Вы и это знаете! Просто поразительно. Вы все знаете о паршивой похлебке, о водолазных костюмах — вы, наверное, Господь Бог?
Его улыбка поблекла.
— Господь бог у нас один, — ответил Мерфи. — И вы с ним, насколько мне известно, два часа назад имели неприятнейшую беседу. Еще раз хочу попросить вас не выделяться из общей серости. Иначе он вас сожрет. В прямом смысле! И это не шутка.
Меня моментально прошиб пот. Последние слова еще раз провернулись в голове, а Мерфи добавил:
— Мне очень не хочется, чтобы с вами что-нибудь случилось. Вы довольно милая девушка. Не выделяйтесь, и, возможно, скоро все уладится. До встречи!
Он оторвался от дуба и легкой походкой направился по бетонной дорожке в сторону казарм. Я смотрела ему вслед, а в голове крутилось: «Иначе он вас сожрет. В прямом смысле».
Он меня сожрет.
Сидеть на крыльце я больше не могла. Мерфи взбаламутил душу своими речами и своим обаянием.
Мерфи взбаламутил душу своими речами и своим обаянием. Я встала и принялась ходить между трех сосен, растущих у торца хозблока.
Он меня сожрет. Он меня сожрет.
Как это?
Хочешь узнать?
Нет, не хочу. Ни за что на свете не хочу снова оказаться перед Левиафаном. Мне хватает метки на шее, которую он поставил. При одном воспоминании о ней бросает в дрожь.
О чем там говорил Мерфи? Типа, скоро все уладится. Что он имел в виду?
Я остановилась, потому что на пути выросла огромная овчарка. Зубы оскалены, из груди вырывается гневный хрип, взгляд прикован ко мне.
— Ма… — пробормотала я. — …ма!
На меня скалилась не просто овчарка. Это было то самое животное, которое обнюхивало мое сари в домике жевунов. Я уверена. Четырехлапый шерстяной киллер.
Я отпрянула.
Пес дернулся. И снова замер, показывая, что на взводе и может в любую секунду схватить меня за бок. Справа зашуршали ветви. Я скосила глаза на звук. Из кустов вышел еще один киллер, с черным носом. Псы собирались атаковать меня с двух сторон. Понятия не имею, что делать, но зато теперь стало понятно, почему посудомойки предпочли обедать в пропахшей порошком комнатенке.
Овчарки напряженно застыли, готовые броситься на меня в любой момент. Им требовался предлог, малейшее движение, а потому я боялась даже пошевелиться, чтобы не спровоцировать их. Секунды томительно шли. И я вдруг вспомнила, что продолжаю держать в руках плошку с похлебкой.
— Послушайте! — сказала я, почти не двигая губами. — Давайте вести себя цивилизованно. Видите эту плошку? Она ваша. Я не делаю резких движений и ставлю ее на землю. Можете съесть, что в ней находится, мне эта еда ни к чему. Договорились? Можно начинать?
Овчарки молчали. Будем считать это знаком согласия.
Я стала медленно опускать плошку на землю. Взгляды собачьих глаз пронзали меня яростью, но едва донышко коснулось травы, как овчарки бросились к еде. Толкая друг друга, они засунули носы в плошку и принялись лакать ее содержимое.
— Так вы, ребята, голодные! Вот почему так неприлично себя ведете!
Они сожрали все, даже подозрительные кости проглотили. Требовательно поскуливая, принялись тыкаться холодными носами в мои ладони и лизать их.
— У меня больше нет, — развела я руками. — Хотя постойте…
В кухню с улицы вела отдельная дверь. До нее овчарки шли за мной покорно, словно привязанные за веревочку. Возле двери я велела им сидеть и ждать меня. Они послушно выполнили приказ и высунули языки. Обученные звери!
На кухне никого не было. Повара и кухарки ужинали, разместившись в более удобном соседнем помещении, оттуда раздавались их голоса. Я прошла мимо огромной плиты, где на сковороде жарился лук и стояли два огромных чана, накрытых крышками. В углу на крюке висела говяжья нога. Отрежу небольшой кусочек, никто не заметит.