— Полезай первым. За меня не беспокойся.
Он полез наверх по выступам на внутреннем угле скалы. Неумело, по-простецки, словно на дерево карабкался. С подобной техникой на серьезном подъеме можно шею свернуть, но сейчас сойдет и такая.
Мальчишка взобрался на промежуточную площадку метрах в восьми от земли и свесил голову, глядя на меня. Я подтянула сари повыше, чтобы освободить ноги. И молниеносно влетела по склону.
Дыма здесь было меньше.
Мальчишка сидел на пятой точке и таращился на меня. Глаза как чайные блюдца.
— Ну чего смотришь? — усмехнулась я.
— Как вы это… кулак в щель?
— Техника такая. Называется заклинивание частей тела на подъеме.
— Почему вы уметь так?
Надо бы ему подтянуть английский. А то язык Шекспира ухо режет.
— Скалолазанием занимаюсь. Хватит с тебя ликбеза. Нужно выше подниматься, здесь тоже много дыма… Ты ведь лазал по этим горам? Небось знаешь все здешние маршруты?
— Да! Я все знать! Нужно забраться тот гребень. Он к реке!
— Спускается к реке?
— Да, да, — обрадовался мальчишка.
Он к реке!
— Спускается к реке?
— Да, да, — обрадовался мальчишка.
— Как тебя звать, дитя? — спросила я, протягивая руку. Он робко пожал ее и ответил, повергнув меня в шок:
— Максим.
Переключатель в моей голове заело секунды на три. Затем все же удалось вернуться к родному языку:
— Максим? Так ты русский?
Он был удивлен не меньше моего. И ответил на хорошем русском — у меня аж на душе потеплело:
— У меня мама русская. Она живет там… — Он махнул рукой в сторону гор за рекой. — …за пределами долины. А ты что, тоже русская?
— Нет, афроамериканка… Конечно, русская!
Я еще раз пожала ему руку, лицо мальчишки при этом сморщилось. Вечно я перебарщиваю с рукопожатием.
— Ну привет, землячок! Меня зовут Алена. Знал бы ты, как приятно услышать родную речь. Только, пожалуйста, не стреляй больше в людей из своего лука.
— Ни в кого я не стрелял. Хотя ходят тут всякие, честно добытый хрусталь воруют.
Дыму стало больше. Я оглядела скалу, оценивая дальнейший путь.
— Пошли, надо спешить.
— Спасибо вам, — неожиданно сказал он. — Вы мне жизнь спасли. Не представляете, как я вам благодарен! Я огня ужас как боюсь! Меня даже рассвет пугает, потому что очень на огонь похож. Я когда услышал треск и увидел пламя, то до смерти перепугался. Такой паралич хватил, что и пальцем не мог пошевелить… Простите, что целился в вас из лука.
Я только сейчас разглядела, что мальчишка черноглазый и вполне симпатичный. Чумазый только.
— Благодарность принимаю. А про лук я уже забыла. Теперь вставай и поползли дальше. Иначе превратимся в два поджаристых мясных пирожка.
Мы поднялись еще метров на двадцать, на гребень горного отрога, поросший кустарником. Теперь я видела, что по нему можно спуститься в долину.
Участок горного склона внизу полыхал сплошным пожарищем. Занялся даже лес, через который я ехала на лошади. Впрочем, дальше пожар вряд ли распространится: с одной стороны речка, с другой — скалы. Но все равно масштаб впечатлял.
Мы спускались по отрогу до тех пор, пока воздух не очистился от дыма. Когда горящий лес остался далеко за спиной, мы без сил повалились на землю.
Сари из белого превратилось в закопченное и грязное. И тем не менее после похода сквозь пекло оно отлично сохранилось, ни одной прожженной дыры! Раньше я думала, что оно сделано из хлопчатобумажной ткани, но теперь полагала иначе. Представляю, если бы на мне была синтетическая блузка. Испарилась бы при первом же контакте с пламенем. А в этом сари я ходила сквозь пламя много и много раз… В блузке я из леса не выбралась бы. И уж тем более не спасла бы Максимку.
Мой спутник распластался на траве. Лежа на спине, раскинул руки-ноги в стороны, изображая морскую звезду. Грудь вздымалась и опускалась, выгоняя из легких всю гадость, которой он надышался, пока прятался в берлоге. Тряпичная куртка и джинсовые шорты не обгорели, только кеды почернели.
Повалявшись на траве, я стала разглядывать свои ноги. Ожоги повсюду. Хотя обошлось без волдырей, но любое прикосновение вызывало жгучую боль. Кремом бы каким помазать, только где его взять? Ближайшая аптека не ближе чем в сотне километров. А то и больше.
Отдохнув, мы двинулись дальше вниз по горному отрогу. Он уводил прочь от деревни жевунов и горящего леса в незнакомую мне часть долины. Более широкую, с буйными лесами. Вокруг все так же стояли горы, а внизу бежала река.
Мы спускались к руслу.
Нужно смыть сажу, выстирать одежду и лишь затем, когда тело будет чистым, а голова свежей, строить дальнейшие планы. Пока мы шли, я расспрашивала Максимку, как его занесло сюда. Он принялся рассказывать. Я слушала и поражалась. Ну чудной мальчишка, ей-богу!
Вот уже полгода, как он сбежал из дома, чтобы заработать кучу денег на горном хрустале. Этот ценный минерал скупают мелкие артели, которые производят сувениры и безделушки для туристов. В предгорьях, где жил мальчишка, хрусталь добыть можно, но его мало, он низкого качества, а охотников за ним хоть отбавляй. Однажды Максимка прознал про эту долину. О ней не любят говорить. Жители окрестных селений боятся ее, потому что тот, кто сюда забредает, исчезает бесследно. Назад еще никто не возвращался.