Когда совещание было закончено, а все офицеры и сотники отправились поднимать свои подразделения на дневной марш, Федор Голицын озабоченно спросил:
— А ты-то, Александр Данилович, где будешь?
— Сперва пойду с восточным батальоном, а потом — уже перед самым рассветом — отъеду с башкирами Федонина на тот высокий холм, где стоит кирха. Осмотрюсь там немного, вдруг и интересное чего там сыщется…
Егор подозвал к себе Федонина — командира трех башкиро-татарских конных сотен, поинтересовался:
— А ты, любезный, в каком звании воинском состоишь-то у нас?
— Сотник я, батька генерал! — невозмутимо ответил башкир.
— Вот какой приказ тебе будет, сотник! Со мной оставишь пятьдесят своих всадников. С остальными ночью пойдешь вот сюда, — Егор пальцем указал на карту, где был изображен перекресток двух дорог, спросил строго: — Найдешь это место?
— Где на этой бумаге солнце восходит? — раздумчиво спросил Федонин.
Егор показал.
Подумав с минуту, башкир уверенно кивнул головой:
— Найду, батька генерал! Ведь эта дорога — идет от нашей мызы? А по той другой — можно доехать до самого города Юрьева?
— Верно!
— Что мы там должны свершить?
Егор объяснил — максимально доходчиво:
— Первым делом, спрячьтесь тщательно — со всех сторон от перекрестка. В лесу, например, в придорожных кустах… Если там нет деревьев и кустов, то заройтесь в снег. Ну, не мне тебя учить! Спрятались и ждете, пока на дороге — на той, что идет от мызы, — не появится нужная карета… Понимаешь, нужна не любая карета, а та, которую будут сопровождать шведские драгуны. Причем тех драгун должно быть не менее двух десятков… Так вот, всех этих драгун необходимо перебить безжалостно, а тех, кого найдете в самой карете, надо взять в плен, не ранив и не покалечив при этом. Понимаешь меня, сотник?
— Понимаю, батька генерал! Все выполню! — меланхолично и беззаботно пообещал башкир…
Глава восьмая
Карл Двенадцатый, балтийское чудо-юдо и неравноценный обмен
Чуть засерело, на восточном крае ночного неба появилась беззащитная и наивная розовая нитка, предсказывая скорый зимний рассвет.
— Все, мы поехали! — Егор подбадривающе кивнул головой батальонному командиру Елисееву. — Не подведи, Ильюшка! Мортиры-то и гаубицы уже на заданных позициях? Молодец! Так и сам туда беги: солнце уже минут через двадцать взойдет… Да, одну роту, дружок, расположи вон в том кустарнике — с ружьями наготове.
— Не подведи, Ильюшка! Мортиры-то и гаубицы уже на заданных позициях? Молодец! Так и сам туда беги: солнце уже минут через двадцать взойдет… Да, одну роту, дружок, расположи вон в том кустарнике — с ружьями наготове. Не исключено, что мы можем очень скоро вернуться назад и привести на хвосте вражескую погоню…
Холм, на котором располагалась кирха, сложенная из дикого камня, представлял собой идеальное место для серьезной и взрослой засады: со стороны мызы Эрестфер было голое поле, покрытое глубокой снежной целиной, с другой же стороны холма обнаружился густой смешанный лес, да и в многочисленных сараях и амбарах, окружавших кирху, при желании можно было спрятать сотню-другую хорошо вооруженных солдат.
Рядом с конем Егора невозмутимо трусил на своей низенькой и лохматой лошадке молодой татарин по имени Муртаза, назначенный Федониным, отъехавшим на отдельное задание, за старшего в этой конной полусотне.
— Значится так, братец! — остановив коня, обратился Егор к Муртазе. — Вели своим всадникам, чтобы держали наготове ручные гранаты. Но только — незаметно так, в карманах, например… Далее, объезжаем этот церковный хуторок кругом. Если я махну рукой, то тут же метаем гранаты и скачем обратно. Все понял?
— Все понял, батька! — уверенно подтвердил молодой башкир. — Только вот одно: куда гранаты-то метать?
— Куда? Половину — в сараи и амбары, другую половину — в лес… Ясно?
— Ясно! — робко и непонимающе улыбнулся Муртаза, ловко развернул свою лошадку и отправился проводить соответствующий инструктаж среди своих всадников.
Егор, несильно шлепнув ладонью по крупу своего гнедого коня, медленно поехал вперед, исподволь посматривая в сторону леса, до которого было метров пятьдесят-шестьдесят.
«Ага, есть там кто-то! Определенно есть, гадом буду! — взволнованно известил внутренний голос. — Вон, из-за молоденькой елки торчит светлая палка, наверняка приклад ружья. А это еще что такое высовывается из-за ствола березы? Не иначе как лохматая медвежья шапка, в каких так любят щеголять шведские гвардейцы… Гвардия? Почему бы и нет? Чтобы захватить в плен самого русского царя — незазорно и гвардию задействовать… Может, махнуть вниз по холму, прямо к мызе? Нет, не стоит: можно ненароком угодить под огонь своих же гаубиц. Да и снег еще очень глубокий лежит на склоне, увязнем в нем запросто…» Когда конный отряд объезжал этот «церковный хуторок», в одном из сараев кто-то приглушенно чихнул, в другом — настороженно всхрапнула лошадь, после чего Егор многозначительно подмигнул Муртазе.
Этот чих — совершенно нечаянно — оказался сигналом к началу активных боевых действий: из-за горизонта показался край зимнего, розово-малинового солнца, со стороны Эрестфера раздались приглушенные разрывы гранат…