— Ох, расплодилось уродов всяких! — в сердцах бросил какой-то солидный немолодой мужчина, судя по узорам на длинной рубахе, фракиец. — Совсем старых богов, родителей наших, скоро почитать перестанут. Вон небось такая же сволочь намедни в храм Цереры кошку дохлую подбросила! — Он в ужасе схватился за голову и ни с того ни с сего закончил: — Нет, ежели так пойдет, то порядка без Мерланиуса Британского не будет!
— А он-то тут при чем? — удивилась девушка.
Фракиец выпучил на нее глаза, как будто она с Селены свалилась.
— Это, ежели хочешь знать, самый благочестивый во всей Империи человек. Радетель древней веры и защитник. Уже скольких еретиков заставил образумиться, наставив на истинный путь. Опять же и не поспоришь с ним. Он ведь могучий чародей, может любого запросто превратить в осла… Или хоть в жабу.
Девушка даже удивилась — этот тип даже и не представляет, насколько прав!
— А ты откуда знаешь? — с нарочитым сомнением спросила Орландина.
— Дык все говорят, — пожал плечами фракиец.
Орландина пошла дальше, подумав, что, наверное, Мерланиусу и впрямь не до них. Если его поминают с уважением в самих Дельфах, то что ему за дело до каких-то двух девчонок.
С другой стороны, понтифик, может, и забудет, но вряд ли так просто оставит это дело Ланселат.
Почувствовав голод, зашла в одну из многочисленных харчевен и сделала заказ.
Блюдо называлось по-чудному: «Веселый Марсий». В память о пастухе, выигравшем состязание с Аполлоном и за это заживо освежеванном рассерженным богом.
Ничего каннибальски ужасного в поданном кушанье не было. Всего-навсего козий желудок, фаршированный козьим же мясом, приправленным сыром, изюмом, лавровым листом и красным перцем.
Блюдо было острым, и к нему полагалось вино или пиво. Орландина выбрала вино.
Опустошив кружку и пригубив вторую, она вдруг погрузилась в совсем уж мрачные и упадочные мысли.
Вот они бегают туда-сюда, дергаются, что-то пытаются сделать. А есть ли смысл?
Против кого они идут — против Артория, который и сам по себе сила не чета им? Против Мерланиуса, который может любого из них превратить в тварь бессловесную? Против всех их союзников — а кому еще предназначались драгоценные камешки?
А главное — чего они хотят добиться?
Ну что с того, что Арторий хочет стать августом? Может, будет не так уж плохо. Ей-то какая разница? Когда борются за власть сильные мира сего, мелких людишек не считают…
Ну, конечно, Мерланиус превратил Стира в осла. Но уж не ей, убившей в своей жизни не одного человека, его осуждать…
Тоже еще нашли Темного Бога! Да таких пророчеств сколько было! И каждому верить?
Самое лучшее, что они могут сделать, — это сойти с пути лавины и убираться из Империи — хоть в Аунако, хоть на Райские острова… Орландина спохватилась.
Что это за трусливые и жалкие мысли на нее напали? С усталости, не иначе… Да от выпитого вина. Да с досады, что дела идут из рук вон плохо. Точнее, совсем никак не идут.
Закрыла глаза. До чего же спать хочется, матушка Сэйра. Спасу нет. Или они в вино дурману добавляют для крепости?
— Не нравится мне это! — в который раз ругнувшись, буркнул Гавейн.
— Расслабься и получай удовольствие, — промурлыкал Парсифаль, нежась на мягких подушках.
— Да как-то не по-мужски.
Воину Круга Стоячих Камней было неуютно в просторном двухместном паланкине, несомом четырьмя дюжими носильщиками. Куда привычнее мчаться верхом на добром скакуне.
Зато его приятель, похоже, чувствовал себя как рыба в воде.
Он вообще всегда был неженкой и сибаритом, этот чертов Перси.
И какой злой бог надоумил его податься в братство? Денег захотелось? Славы? Приключений на свою тощую задницу?
Ну, денег у него и без того с избытком.
Зато его приятель, похоже, чувствовал себя как рыба в воде.
Он вообще всегда был неженкой и сибаритом, этот чертов Перси.
И какой злой бог надоумил его податься в братство? Денег захотелось? Славы? Приключений на свою тощую задницу?
Ну, денег у него и без того с избытком. Как-никак сынок знатного патриция, в родстве с царствующей династией. Чуть ли не троюродный внучатый племянник самого августа.
Особой славы тоже пока не заслужил. Молод еще.
А вот приключений за неполные три года, как он поступил в особый корпус Артория, выпало на долю блондина с избытком. Ох, не приведи великие боги и демоны.
Один поход за каким-то святым Граалем , невесть зачем понадобившимся Мерланиусу, стоит того, чтобы его запечатлел в своих писульках какой-нибудь щелкопер, вроде Момаса Кэлори, отирающегося при дворе Артория и объявившего себя «личным хронистом великого проконсула». Кажись, писака уже начал сочинять панегирик в честь небывалых подвигов доблестного Парсифаля.
А какие такие «подвиги», спрашивается?
Едва не угодил на крест за попытку осквернения храма Соломонова в Иерусалиме. Пусть скажет спасибо ему, Гавейну, за то, что тот его вытащил из лап Синедриона Великой Иудеи. Никакое заступничество Александрийского двора и личное поручительство царя Ирода Шестнадцатого не спасло бы лопухнувшегося молокососа. Надо же, решил покопаться не где-нибудь, а прямо под святая святых! Дескать, Мерланиус указал именно это место. Само собой, ничего не нашел. Но шума наделал столько, что пришлось верховному понтифику Британии лично приносить извинения и подарить храму два пудовых серебряных семисвечника. Еле воронье угомонилось. Эти иудеи становятся полоумными, когда дело касается их святынь.