Леший также немало времени проводил в беседах с ослом, то есть Стиром.
Причем лесной князь говорил вслух, а бедолага певец все больше отвечал мысленно — ему было трудновато говорить подолгу, ибо ослиная глотка все-таки не слишком приспособлена для человеческой речи (хотя порою, когда на поэта находила волна вдохновения, он мог болтать без умолку пару часов подряд).
«Ну и парочка — лешак да ишак!» — съязвила как-то Орландина, глядя на подобную «беседу».
И тут же одернула себя — да что ж она злая такая?! Можно подумать, Стир виноват.
Кстати, Орландина была единственной, не нашедшей общего языка с лесным князем.
Даже с ее сестрой тот вполне нормально общался.
Амазонка однажды спросила, как она с лешим-то не брезгует общаться? Ведь нечисть же натуральная.
— Он тоже тварь Божья, — отбрила Орланда. — Вон, святой Пафнутий с кентаврами общался и им проповедовал.
— Где ж он их только нашел?
Про себя, впрочем, прознатчица согласилась с сестрой. Ежели среди Малого Народца есть нечисть, то кто сказал, что среди него же не может водиться и «чисть»?
Но долго ли, коротко, а всякая дорога хороша еще и тем, что рано или поздно куда-нибудь да приведет.
Вот и они уже часа два как видят синюю полосу на горизонте — Иллирийское море и башни Брундизия.
Совсем скоро они войдут в его ворота.
В придорожных кустах они приготовились к вступлению под сень цивилизации.
Будря и Кар привели в порядок свой женский маскарад, Орландина — свой цирковой, чтобы посильнее отличаться от сестры, а на лешего, глухо ворчавшего, но особо не сопротивляющегося, надели ошейник, прикрепив его цепь к сбруе осла (то есть Стира).
В тени перед воротами просто на земле сидели стражники, как показалось амазонке, не сильно отличавшиеся от обыкновенных разбойников. Они азартно перебрасывались в кости.
Орландина остановилась рядом с ними и постояла немного, глядя на то, как скачут кости на чьем-то щите.
Наконец, один из стражников, видать старший, судя по рыжим косам, выбивающимся из-под шлема, франк, поднял глаза и с неудовольствием посмотрел на девушку снизу вверх
— Чего надо? — спросил он. — Я женат, так что если желаете заплатить натурой…
Стражники сдержанно захохотали.
— Мы идем в город, — ответила воительница.
— А, ну давайте… — равнодушно отозвался страж ник. — Три асса с головы и один за скотину. Итого. — Он наморщил лоб, подсчитывая сумму. — Шестнадцать. Гони четыре сестерция!
— Это почему же?! — возмутилась Орланда.
— Нас четверо, да вот он, — ткнула она пальчиком в подошедшего поближе лешего, — да осел…
— Ты мне зубы не заговаривай! — начал сердиться стражник. — Вас пятеро! Ты, твой братец, баба с девчонкой, этот голый дед… Ну и осел, само собой. Пятью три — пятнадцать, плюс один. Итого шестнадцать ассов, или же четыре сестерция. Ишь, грамотная! Счету меня учить вздумала!
— Это не человек, а троглодит, он совсем дикий…
Бывшая послушница уже приготовилась выдать легенду об обезьяне неведомой северной породы, которую они хотят доставить в Александрию и выгодно продать, но стражника это интересовало менее всего.
— А мне, знаешь ли, подруга, насрать, проглотит он кого-то или нет. Думаешь, раз у него рога, то платить не надо? Давай, плати или проваливай.
Орланда порылась в кошельке, вынула серебряный денарий и с вздохом сунула ему деньги, про себя порадовавшись, что хоть кусик сидит у нее в сумке.
И, как назло, Ваал решил посмотреть, из-за чего сыр-бор разгорелся, и высунулся.
— О, крыса! — радостно воскликнул стражник. — Еще асc с тебя!
— А сдача? — спросила она, глядя, как старший патруля по-хозяйски спрятал монету в пояс.
— Локи с Бальдуром подадут! — отрезал страж порядка.
Но это было еще не все.
— Идите, давайте, регистрацию получайте, — приказал франк, возвращаясь к прерванной игре.
Войдя в ворота, они обнаружили сидящего за колченогим столом писаря, упитанного, в штанах персидского атласа и синей форменной тунике. Перед ним стояла большая чернильница, лежали перья и листы папируса низшего сорта рядом с тонкой дорогой веленевой бумагой. На пальцах чиновника были чернила, а на лице важная мина, столь обычная у представителя власти.
Когда путники приблизились, писарь с неудовольствием оглядел их. Они назвали ему свои имена, естественно фальшивые. Тот записал их.
— Вы здесь по какому делу? — спросил писарь.
Они назвали ему свои имена, естественно фальшивые. Тот записал их.
— Вы здесь по какому делу? — спросил писарь.
— Мы путешествуем, — ответила Орланда. — Даем представления для увеселения граждан. Может, попробуем наняться здесь на работу.
— Ясно, бродяги, — недовольно проворчал чиновник. — Здесь их и так пруд пруди. Вам известно, что должники подвергаются у нас наказанию кнутом и ссылке на общественные работы без различия пола и возраста?
— У нас есть деньги. — Девушка показала кошель.
Стоявшая рядом Орландина едва сдерживала брань. Примерно то же происходило и с Будрей, который уже давно показал бы писаришке, где раки зимуют, если бы не настойчивые просьбы Кара смириться с неизбежным и не привлекать к ним лишнего внимания.
— Что ж, тогда вам полагается сначала снять комнату или другое жилье. Не положено спать на улицах или на площадях. Как только вы найдете жилье, немедленно явитесь в канцелярию квестора. Каждую неделю вы обязаны являться туда и докладывать о себе. Не сделаете этого — стражники разыщут вас и отправят в тюрьму, если выяснится, что вы не в состоянии заплатить штраф. Когда будете уезжать, сообщите об этом мне, и я вычеркну вас из списков. За незаконную морскую торговлю и контрабанду — каторжные работы на железных рудниках. За проституцию без разрешения магистрата — ссылка за сто первую милю. За… Одним словом, нечего мне с вами болтать — все и так должно быть понятно.