— Все дело в девушке, верно? В художнице?
— Наверное. Встреча с ней заставила меня посмотреть на жизнь новыми глазами.
— Женщины, — вздохнул Горлогориус. — Они сложнее, чем вся наша магия. Раскрыть тайны мироздания проще, чем понять, чего женщины на самом деле хотят. Насколько у тебя серьезно с этой художницей?
— Еще не знаю, — сказал Гарри.
— Она ведь первая женщина, с которой ты познакомился после окончания колледжа?
— Ну… Да.
— Смотри не потеряй голову, мальчик.
— И это все? — спросил Гарри не то с облегчением, не то с разочарованием. — Вы не будете меня отговаривать? Убеждать, что я должен вернуться и продолжить карьеру?
— А есть ли смысл? — спросил Горлогориус. — В жизни каждого волшебника наступает такой момент. Момент, когда он должен выбирать.
— Выбирать между чем и чем? — спросил Гарри.
— Между двумя неизвестными, — сказал Горлогориус. — Даже я не знаю, что готовит нам будущее. Перед тобой лежат две дороги. Одна — к могуществу, и, если ты выберешь ее, далеко не факт, что ты этого могущества достигнешь. Другая — к счастливой семейной жизни, которую порой бывает обрести еще сложнее. Но что бы ты ни выбрал… Можно быть великим волшебником. Можно быть семейным волшебником. Но совместить это, к сожалению, никак нельзя.
— Вы тоже выбирали?
— Конечно, — сказал Горлогориус.
Можно быть семейным волшебником. Но совместить это, к сожалению, никак нельзя.
— Вы тоже выбирали?
— Конечно, — сказал Горлогориус. — Все выбирают.
Гарри попытался представить молодого Горлогориуса, терзаемого той же проблемой, что и он сейчас. Не получилось.
— Достижение могущества требует всего твоего времени и еще чуточку больше, — сказал Горлогориус. — Остановись ты хотя бы на месяц — и отстанешь на века. Примерно того же требует и семья. Твои родители сделали свой выбор и остались волшебниками среднего уровня. Зато появился ты. Я выбрал другое. Наверное, если бы мне предоставили возможность выбрать еще раз, я поступил бы так же.
— Вы думаете, я поступаю правильно? — спросил Гарри.
— Суть в том, что правильного и неправильного выбора просто не существует, — сказал Горлогориус. — Это не экзамен в школе, и никто не будет выставлять тебе оценки. Волшебные способности передаются по наследству. Если бы не было таких людей, как твои родители, не было бы и нас, удерживающих наш мир на краю пропасти и не дающих ему туда упасть. Мы — крыша здания, защищающая его от непогоды, твои родители — его фундамент.
— Так вы не против? Я действительно могу остаться?
— Это другой мир, Гарри. Ты уверен, что сумеешь найти здесь свое место?
— Я попробую.
— Воля твоя, — сказал Горлогориус. — Тащить тебя обратно силой я не собираюсь. Но ты не будешь возражать, если время от времени я буду к вам наведываться? Просто узнать, как идут дела?
— Конечно, не буду, — сказал Гарри.
— Ты мог бы стать великим, — сказал Горлогориус. — Мог бы стоять рядом со мной, но решил иначе. Это твоя жизнь, Гарри.
— Еще один момент, — сказал Гарри, чувствуя, что Горлогориуса начинает заносить не в ту сторону. — Я понимаю, что это не по правилам и в башнях могут жить только волшебники, но… Я думаю, вы можете пойти ему навстречу. Учитывая, сколько всего он сделал.
— О ком ты говоришь? — нахмурился Горлогориус.
— О Джеке. После того как он выбросил свой саквояж, он остался вообще без ничего. Ведь там хранилось не только оружие, а и золото, смена одежды, запас продовольствия… Ему некуда идти, у него нет родственников, нет друзей, кроме меня. Может быть, он может пожить в моей башне, раз уж она стоит свободной?
— То есть он не хочет здесь оставаться?
— По-моему, он еще сам не знает, чего он хочет, — сказал Гарри. — А там, в моей башне, у него будет время подумать и определиться со своим будущим.
— Звучит разумно, — согласился Горлогориус. — Полагаю, мы можем нарушить правила ради человека, которому обязаны столь многим. Пусть живет в твоей башне, пока ему не надоест. С едой и всем необходимым у него проблем не будет, я обещаю.
— Спасибо, — сказал Гарри.
— Удачи, — сказал Горлогориус.
И двое волшебников, старый и молодой, пожали друг другу руки.
Серега и Герман чувствовали себя неловко. Им еще не доводилось видеть смущенных богатырей, а Илья Муромец явно был смущен. Он хотел их о чем-то попросить и не решался. А может быть, просто не умел — богатыри редко просят.
Обычно они берут сами.
— Так это… вот… я подумал, — выдавил из себя Муромец. — Отпустите зверюшку со мной. Не дело ей в подвале сидеть-то. Он тут у вас без неба сдохнет.
— Забирай, — милостиво разрешил Горлум. — Все равно в хозяйстве от этой твари пользы никакой, хоть бы дом охраняла… А жрет в три горла, хотя пузо-то у нее одно.
— Не лезь, хозяйственный ты наш, — цыкнул на него Серега. — А ты самого Горыныча спрашивал, Илья?
— Спрашивал, — сказал Муромец. — Он согласен. Вы, конечно, ребята хорошие, но ему простор нужен.
— А вы его там, на фиг, не заколбасите? — поинтересовался Серега. — У богатырей с Горынычами разговор короткий. Сам при одной такой беседе присутствовал.
— Не заколбасим, — сказал Муромец.
— Удивляюсь я тебе, Илюша, — вмешался Горлогориус. — Что у тебя за привычка всех встречных драконов в Триодиннадцатое царство тащить? Сначала Бозела к себе пригласил, теперь этого забрать хочешь. Зачем столько?