То, как она просмаковала последнюю фразу, недвусмысленно давало понять, что речь шла о путешествии в один конец.
Куми замер от сладкого ужаса. О да. Золотые были денечки. В некоторых странах, правда давным-давно, экспериментировали в области царственных жертвоприношений. Погулял, посидел на троне — дай теперь и другим развлечься.
— В критическую минуту, — говорила между тем жрица, — место царя на жертвенном алтаре может занять какой-нибудь высокородный государственный сановник.
Диос поднял искаженное мучительной судорогой лицо.
— Понимаю, — кивнул он. — Но кто тогда займет место верховного жреца?
— Выбор за богами, — пожал плечами Куми.
— Вряд ли, — поморщился Диос. — Сомневаюсь, что у них хватит мудрости сделать выбор.
— Оказавшись в Загробном Мире, покойник может сам обратиться к богам, — вмешалась жрица.
— Но боги все здесь, — возразил Диос, борясь с дрожью в коленях, не в силах отделаться от видения, в котором жрецы сопровождают его по центральному коридору, чтобы свершить Поднебесный Обряд.
Плоть его жаждала умиротворенного покоя там, за рекой. Оказаться там и больше никогда, никогда не возвращаться… Но сколько раз он обещал себе это.
— В отсутствие царя его обязанности исполняет верховный жрец, не так ли, Диос? — уточнил Куми.
Да. Именно так и записано. А записанное однажды заново не перепишешь. Он сам вывел эти слова на папирусе. Очень-очень давно.
Диос понурил голову. Это куда хуже, чем водопровод, хуже и быть не может. И все же, все же… там, за рекой…
— Что ж, хорошо, — кивнул он. — Но у меня есть одна, последняя просьба.
— Да? — звучно вопросил Куми, в его голосе уже зазвучали новые, верховножреческие нотки.
— Я бы хотел быть похороненным… — начал Диос, но ропот, поднявшийся среди жрецов, которым был виден другой берег реки, прервал его.
Все взоры разом обратились к далекому, чернильно-черному берегу.
Легионы царей Джелибейби двигались по нему походным маршем.
Несмотря на ковыляющую походку, они двигались довольно быстро. Взводы, батальоны шли один за другим. Молот Джерна был уже не нужен.
— Неплохая разминка, — заметил царь, глядя, как с полдюжины предков срывают высохшими руками печать со входа. — Ну-ка, навались.
Некоторые из наиболее древних приходили в совершенное неистовство и бросались в атаку на пирамиды, раскидывая в стороны плиты. Царь не винил их. Как ужасно умереть и, зная, что ты мертв, быть отрезанным от мира, запертым в кромешной тьме!
«Они никогда не запихнут меня в эту штуковину», — поклялся он себе.
И вот, как приливная волна, они докатились до следующей пирамиды. Это было маленькое, приземистое, полузанесенное песком сооружение, и плиты, из которых оно было сложено, вряд ли можно было назвать шедевром каменного искусства; скорее они представляли собой грубо обтесанные валуны. Совершенно очевидно, что пирамида была построена задолго до того, как царство помешалось на пирамидах. И все же это была не просто груда камней.
Над дверью виднелись глубоко вырезанные, угловатые иероглифы царства Ур: «МЕНЯ ПОСТРОИЛ КУФТ. НОМЕР ОДИН».
Предки обступили пирамиду.
— О боги, — произнес царь. — Пожалуй, так мы зайдем слишком далеко…
— Номер один, — прошептал Диль. — Первая пирамида во всем царстве. До нее здесь были одни гиппопотамы и крокодилы. Из глубины этой пирамиды семьдесят столетий глядят на нас. Она древнее, чем все древности мира…
— Да, да, все так, — согласился Теппицимон. — Но не надо слишком уж увлекаться. Он был обычным человеком, как любой из нас.
— «И тогда Куфт, погонщик верблюдов, взглянул на долину…» — начал Диль.
— Черезъ семь тысячъ летъ опять, небось, возжелаетъ взглянуть, — заявил Ашкурментеп со стариковской прямотой.
— Но даже в таком случае, — возразил царь, — не кажется ли вам, что это слишком…
— Все мертвые равны, — изрек Ашкурментеп. — Эй ты, юноша. Кликни-ка его.
— Кто, я? — спросил Джерн. — Но он же был Пер…
— Все улажено, — успокоил Теппицимон.
— Действуй. Публика уже нервничает. Он, полагаю, тоже.
Зажмурившись, Джерн размахнулся. Но не успел молот обрушиться на дверную печать, как Диль метнулся вперед, и Джерн с превеликим трудом, едва удержавшись на ногах, сумел избежать того, чтобы молот не размозжил череп его учителя.
— Дверь не заперта! — воскликнул Диль. — Глядите — печать болтается!
Теппицимон проковылял к двери и дернул. Дверь легко распахнулась. Тогда царь внимательно оглядел каменный приступок. Он едва виднелся, занесенный песком, но все же было заметно, что кто-то постоянно и аккуратно расчищает ведущую к пирамиде дорожку. И сам камень был стерт чьими-то ступнями.
Исходя из самой природы вещей, для пирамиды это было нечто ненормальное. Вся суть заключалась в том, что, раз попав внутрь, вы уже не можете выйти наружу.
Разглядывая стертый приступок, мумии поскрипывали, обмениваясь удивленными восклицаниями. Одна из самых древних, буквально разваливающихся на куски, издала победный звук, каким жук-точильщик приветствует падение подточенного им дерева.
— Что он там проскрипел? — спросил Теппицимон.
— Онъ сказалъ, зашибись, молъ, — перевел Ашкурментеп.
Покойный царь кивнул:
— Хочу взглянуть. Вы, живые, пойдете со мной.