Пахло гарью. Жизнь была кончена. За спиной у идола сплюнули и пошевелились.
— Подай руку, слезу. Тут высоко, — прохрипел Никита Иваныч.
Черный как пушкин, — только белки глаз красные от дыма, — без волос и бороды, кряхтя и еще дымясь, Никита Иваныч оперся о бесчувственную Бенедиктову руку и слез с разваливающихся, прогоревших подпорок. Сплюнул угли.
— Кончена жизнь, Никита Иваныч, — сказал Бенедикт не своим голосом. Слова отдавались в голове, как в пустом каменном ведре, как в колодце.
— Кончена, — начнем другую, — ворчливо отозвался старик. — Оторви хоть рубахи клок, срам прикрыть. Не видишь, — я голый. Что за молодежь пошла.
На пепелище, вцепившись обеими руками в кудлатые волосы, бродил Лев Львович, из диссидентов, разыскивая что-то в траве, которой не было.
— Левушка! Подите сюда. Так на чем мы остановились? — Никита Иваныч обматывал себе чресла Бенедиктовой жилеткой. — Прищепку бы бельевую… До чего народ ленивый… Прищепок не заведут…
— Английскую булавку! — с укором подбежал Лев Львович. — Я всегда говорил: английскую булавку! Прекрасное, цивилизованное изобретение.
— Англии нет, голубчик. Сами должны. Нашу, липовую, деревянную.
— А вот это душок! — закричал Лев Львович — Это попахивает газетой «Завтра»! Душок! Не в первый раз замечаю! Попахивает!
— Слушайте, Левушка, бросьте все это, а давайте отрешимся, давайте воспарим?
— Давайте!
Прежние согнули коленки, взялись за руки и стали подниматься в воздух. Оба смеялись, — Лев Львович немного повизгивал, как будто боялся купаться в холодном, а Никита Иваныч посмеивался басом: хо-хо-хо. Никита Иваныч обтряхивал с ног золу, — ступня об ступню, быстро-быстро, — и немножко запорошил Бенедикту глаза.
— Э-э-э, вы чего?! — крикнул Бенедикт, утираясь.
— А ничего! — отвечали сверху.
— Вы чего не сгорели-то?
— А неохота! Не-о-хо-та-а!..
— Так вы не умерли, что ли? А?.. Или умерли?..
— А понимай как знаешь!..
О миг безрадостный, безбольный!
Взлетает дух, и нищ, и светел,
И гонит ветер своевольный
Вослед ему остывший пепел.
. Или умерли?..
— А понимай как знаешь!..
О миг безрадостный, безбольный!
Взлетает дух, и нищ, и светел,
И гонит ветер своевольный
Вослед ему остывший пепел.
Москва — Принстон — Оксфорд — остров Тайри — Афины — Панормо — Федор-Кузьмичск — Москва
1986-2000