Ахмед рассказал, что даже ливанским христианам больше не присылают из «дружественных зарубежных государств» кровяную плазму. Христиане постоянно просили помочь медикаментами, донорской плазмой и оружием, но все транспортные суда, которые разгружаются в Джунии, привозят только оружие. Разумеется, сказал Ахмед, на медикаментах и кровяной плазме какая нажива? Для немцев из ФРГ тоже, само собой. Он посмотрел на Лашена:
— А вам это известно? Торговцы оружием трудятся на своей ниве с благословения вашего правительства и ваших секретных служб.
Политики делают им особые скидки. Вам это известно?
И снова Бригитта Тальхар приняла его сторону: ну почему же только Германия? Все так поступают. Лашен обозлился.
— В чем дело? — сказала Ариана. — Мы же все одинаково хорошо информированы. Войну подкармливают все — Израиль, США, ФРГ, почти все арабские государства. — Она помолчала. — Сирия поддерживает то палестинцев, то фалангистов, жуткая неразбериха. Ни одна сторона не упустила возможности втянуть палестинцев в войну, и это удалось. Ваши, Ахмед, тоже получают оружие через Сайку, а бывает, оружие неожиданно приходит от другой стороны. И у палестинцев есть американское оружие; кто знает, может, они получают его при посредничестве Израиля. Любой расклад возможен, уже бывали самые невероятные ситуации.
Тыльной стороной руки он отер пот со лба. Ничего нового, все это он уже не раз слышал. Интересы не определишь однозначно, как раньше, во времена «правильных» войн. Как же это назвать? Непостижимая и непредсказуемая логика безумия. Ариана все верно сказала. Ахмед ей не ответил. Все занялись кофе и виски. Мысли путаются, кажется, сейчас споткнешься на какой?нибудь и грохнешься. Хватит, хватит, надо подтянуться, надо по?настоящему заинтересоваться разговором.
Ахмед рассказал, что вчера вечером лагерь палестинцев в долине Аль Затар обстреляли танки «Тигров» — милиции Шамуна, их было не меньше десятка. Лашен про себя удивился: почему же он ничего об этом не слышал?
Вскоре после ужина зазвонил телефон, позвали Ахмеда. Затем он надел плащ и попрощался. И теперь уже Лашен твердо посмотрел ему в глаза, без улыбки. Ариана вышла проводить Ахмеда до ворот, господин Тальхар попытался завязать беседу с Лашеном, который смотрел вслед уходившим. Сказал, он лично ничего против христиан не имеет, потому что Ливан в течение долгого времени был процветающей страной и его процветание обеспечивали приверженцы различных религий, все вместе. Но сегодня фалангисты и банды Абу Арза, убийцы, назвавшиеся «Стражами кедров» уничтожают палестинцев. А мировым державам, даже заинтересованным, безразлично, каким образом решается проблема Палестины, Израилю безразлично, США, СССР, Сирии — тоже, и все они так или иначе поддерживают массовое истребление людей, геноцид. What the fascists did to the Jews… exactly.
Лашен не дал себя отвлечь: все мысли растеклись, он смотрел на дверь, даже не притворяясь заинтересованным, пока Ариана не вернулась. Вспомнилось: прощаясь с Ахмедом, она гладила его руку, сжимавшую пистолет.
Хотел броситься за ней, ударить, но даже не встал, все сидел и слушал Тальхара, изредка кивая. Почему, если ты чувствуешь себя таким сильным, не можешь убедить в своей силе Ариану? Что с тобой, куда?то неудержимо уносит, не за что удержаться, нет опоры, ты теряешь власть над собой, волю, ты уже не пытаешься остановить развитие событий, катастрофическое развитие. Правда, страха теперь нет, разве что страх получить окончательный отказ от Арианы. Но и это, в сущности, безразлично, на отказ ты ответишь кривоватой усмешкой, вот и все. Удивительно — ведь испытал ужас (да был ли ужас?) в Дамуре, ярость и возмущение. Как же все это теперь далеко… И наверное, несчастье, которого ты ожидаешь, тоже никакое не несчастье, а начало твоей самостоятельности, холодности, самовластной, не ведающей боли холодности, которая позволит тебе действовать и еще наблюдать, анализировать, писать. В статьях и репортажах уже не будет ни твоих сомнений, ни колебаний, которых сейчас в них так много, — каждый текст будет превосходной фальшивкой. Да ведь не веришь ты в это, не думаешь всерьез, что с тобой может случиться такая перемена. За время этой поездки в Бейрут многое утратил и ничего не приобрел… Он презирал себя сильнее, чем когда?либо в жизни, но абсолютно не желал стать другим. А что там на улицах? Никто за столом и не подумал даже голову поднять, услышав грохот обстрела, и уж тем более — прийти в отчаяние: что творится, то и творится, мы против того, чтобы это творилось.
А что там на улицах? Никто за столом и не подумал даже голову поднять, услышав грохот обстрела, и уж тем более — прийти в отчаяние: что творится, то и творится, мы против того, чтобы это творилось. Не убивал он старика мусульманина, но где?то лежит сейчас бездыханное тело, в котором торчит его нож. Да и не его это нож, хотя отлично помнится: ремешок охватывал ногу, ножны прилегали к голени. Все объективно как погода. Безмерная, слишком услужливая приветливость тебе свойственна, ты рад всем и каждому, кому угодно, и за это ничего не ждешь для себя.