На площади — зарывшиеся в землю танки. На островке, вокруг которого бежал поток автомашин, круглым валом нагромождены мешки с песком. Здесь же — расстрелянная смятая машина, из нее валит дым, на водительском месте — труп мужчины, с черным морщинистым лицом, шея сломана, голова запрокинулась за спинку сиденья. Лашен с первого взгляда понял, что водитель мертв, а поняв, почувствовал смирение и покой. Мертв — в этом не было ничего, кроме утешения. Для этого человека все уже закончилось — какие бы муки, какой бы кошмар он ни пережил, они позади, окончены навсегда. Дверцы машины распахнуты, в этом ощущалось нечто театральное, сценическое. Весь островок в центре площади, некогда зеленый, превратился в сплошное пятно мазута и копоти. Видимо, никто и не пытался потушить загоревшуюся машину.
Ариана только посмотрела туда, но не сказала ни слова. И опять занялась ребенком. Вскоре их остановил патруль. Лашен подал через окно оба паспорта, затем вышел, открыл багажник. Трое вооруженных парней сунули головы в окна машины, поглядели на Ариану, на крохотное черное личико, на белые пеленки. Лашен сел за руль. Проверяющие, очевидно, впервые держали в руках немецкие паспорта и торопливо совещались. Лашен нажал на сцепление, выбрал скорость, правой ногой нащупал педаль газа. А мысленно прикидывал, далеко ли успеет отъехать, прежде чем патрульные откроют огонь. Нет, похоже, шансы невелики. Он незаметно переключился обратно. Один из патрульных, тот, что взял паспорта, пошел было прочь, к какому?то бараку, но вернулся и по?арабски спросил Ариану, чей ребенок, ее? Она ответила: «Да, мой». Солдат отдал Лашену паспорта и разрешил ехать.
18
Пешком возвращаясь в отель, Лашен почувствовал — Ариана с ним рассталась.
Он предложил ей свою помощь, может, надо что?нибудь купить? — она задумалась, но потом все?таки ответила, нет, не надо, и поблагодарила с особенной, подчеркнутой вежливостью. Сказала, в доме есть все, что нужно, — в это как раз совсем не верилось. Ариана позвонила в посольство, предупредить, что сегодня прийти не может. Объясняя посольскому сотруднику, в чем дело, заговорила восторженным тоном: настолько фантастическая, настолько невероятная история, она сбивчиво лепетала что?то невнятное. «Да, это в самом деле так, это правда, — уверяла она, — я действительно взяла в приюте ребенка, ну да, вот он, рядом, я же говорю, здесь, он здесь, со мной, честное слово». Еще сказала посольскому, что имени у ребенка пока нет и что давать ему немецкое имя она не хочет, а впрочем, почему же? Мария. Мария — немецкое имя, и вместе с тем не немецкое. Но надо подумать еще — может быть, она назовет ребенка Даниэлой.
Когда они возвращались в Бейрут, в памяти всплыл странный образ — сперва Лашен не придал ему значения. Вспомнилась крестьянка из деревни неподалеку от их загородного дома. Эта женщина часто разговаривала с Гретой, но для этого ей почему?то непременно нужно было стоять у забора, должно быть, чтобы между нею и Гретой была преграда. На деревенской площади или на дороге среди полей она обычно всегда уклонялась от разговора, только робко здоровалась и, не замедляя шага, спешила дальше. И вот однажды она подозвала к забору Лашена, и оказалось, в подоле синего передника у нее лежал розовый мертвый поросенок. Лашен не мог взять в толк, что ей, собственно, нужно — то ли решила показать ему, городскому человеку, забитого поросенка, дело обычное в их деревенской жизни, то ли хотела немедленно сообщить о чем?то, чего не сумела высказать. Все приговаривала: «Вот, вот!» — растягивая в стороны концы передника, чтобы он как следует разглядел поросенка. На секунду померещилось, что крестьянка показывает ему одного из своих детей, мертворожденного младенца. «Вот!» Такие вещи наверняка с нею не раз случались. И теперь в смерти поросенка она вдруг открыла для себя всю тщетность и ничтожность трудов человека? Мертвый поросенок, лежащий в синем переднике, и изумленно?растерянное лицо крестьянки в тот день еще не раз вспоминались.
Добравшись до Рю Хамра, он хотел купить кое?какие детские вещички, но ни одного открытого магазина не нашел. Кто?то его окликнул с другой стороны улицы. Это был Хофман — помахал из дверей и тут же скрылся в глубине кафе. Лашен перешел через улицу. Столы и стулья перед кафе были сложены штабелями и привязаны цепочками, хотя предвечернее солнце еще тяжело падало на улицу, проливая как бы смягченный светофильтром свет; от этого света и суеты прохожих создавалось приятное, расслабленно?ленивое настроение. За столиком вместе с Хофманом сидел Рудник, он тоже махал рукой.
— Вы позволите вас угостить? Пожалуйста, заказывайте!
Он заказал для Лашена пива. Хофман хмурился и прятал глаза. Лишь когда Лашен спросил, есть ли какие?нибудь новости, ответил, хотя и вопросом на вопрос:
— Позволь узнать, а ты?то чем все это время занимался? Я тебе прямо должен сказать — меня просто распирает от злости, так и знай, скоро я соберу монатки и улечу домой. Так вместе не работают.
— Мне кажется, вас интересовала тема торговли оружием? — вмешался Рудник.
Лашен пропустил его вопрос мимо ушей. А Хофману ответил: