Сейчас нельзя было ответить. Пришлось бы возражать, а сейчас это было невозможно. И он только покачал головой.
— Видишь ли, — продолжала Ариана, — у меня есть еще один, другой, друг, он, как и ты, кое?что значит в моей жизни. Но он никуда не уедет. Пожалуйста, пойми меня правильно, я не упрекаю тебя за то, что ты уезжаешь, но я не хочу все время бояться, что ты уедешь.
— Да, да… Но ты не все знаешь. Я, может быть, никуда не уеду, останусь здесь насовсем.
— Глупости. Я же в шутку сказала, что тебе надо стать арабом.
Лашен сказал, что ему хочется посмотреть на ребенка. Кажется, покраснел, подумал он, покраснел, потому что она тебя обидела или от стыда — стыдно, что обиделся. Черт, нельзя быть таким обидчивым, нельзя чувствовать себя несчастным и побитым, как когда?то в детстве. Почему он не может убедить Ариану? Ах да, с самого начала надо было действовать решительнее. Но в то же время, ведь не будь его, Ариане не отдали бы ребенка из приюта, так разве можно считать его непричастным? Он причастен уж никак не меньше, чем тот неизвестный, который произвел этого ребенка на свет. А она выставляет его за дверь.
Она вошла первой, попросив соблюдать тишину. Девочка лежала с отрытым ртом, раскинув ручки. Ариана наклонилась и прислушалась к ее дыханию.
— Иногда, — сказала она шепотом, — у меня бывают приступы страха, мне чудится, что она не дышит. — Дверь в коридор Ариана оставила открытой, на вышитое одеяльце падала полоса слабого света. Маленькое личико находилось в тени. Ариана сказала: — Высыпания на тельце уже проходят. Я так рада, просто описать не могу!
В последние дни Лашен часто думал о ребенке, думал озабоченно, с сентиментальной растроганностью. Уже воображал себя крестным, думал, что ребенок немножко и от него зависит. Он обнял Ариану за талию, она быстро поцеловала его в щеку и взяла за руку. Неужели ребенок стал препятствием, преградой, которая их разделяет? Нет, это глупость, думать так глупо и подло по отношению к ребенку, но сейчас эта мысль помимо его воли снова вернулась. Это спящее, еще не мыслящее нечто, существо, из?за которого столько сложностей, это чуждое, не сознающее и требовательное, безмерно требовательное создание стоит у него на пути, до последней капли высасывает внимание Арианы, делает ее своим безраздельным достоянием, это существо с чертами первых попавшихся родителей, которых, быть может, давно нет в живых, то есть дитя мертвецов, уже зарытых в землю или сожженных. Вспомнилась вдруг та монахиня в громадных башмаках — жирная бронзово?смуглая физиономия под белым головным платком, не способная выразить ничего, кроме презрения к этому крохотному комочку, а заодно и к Ариане, потому что Ариана, вопреки ожиданиям, презрения не испытывала.
Он почувствовал себя скверно — низменные мысли, он сам такого не ожидал. Что с тобой? Где твоя уравновешенность? Приди в себя, ты же способен сейчас буквально на все.
Они тихо отошли от кроватки. Ариана закрыла дверь. В кухне на буфете стояло несколько бутылочек, одна, с чаем, была даже в специальной грелке. В ванной горел свет, на веревке висели желтые полиэтиленовые подгузники. Как?то все это слишком, как?то утрированно, подумал он, нарочито, а уж сколько стараний поскорей принять участие в не слишком убедительной и сентиментальной возне мамаш всего света.
Он был слишком уверен и слишком рано перестал сомневаться в том, что они уже стали единым целым, что связь их прочна и надежна, как тандем гангстеров?напарников. Они стояли друг против друга в гостиной, Ариана о чем?то раздумывала, вяло опустив руки, он уставился вниз, на ее щиколотки, на прожилки дерева на полу. Самообладание не привело к успеху, однако он решил и дальше не позволять себе распускаться. Ты можешь, подумал он, взять ее силой, разумеется один?единственный раз.
Они все стояли на том же месте, и он почувствовал страх перед ее решением. Потому что она явно решила поставить точку. Может быть, эта любовь и не настоящая — так, дешевая интрижка, приключение человека, который окончательно сломлен и разбит; и вдруг почему?то, невзирая на любые «но», его губы в величайшем волнении уверяют, что он любит эту и только эту женщину и отныне хочет разделить с ней жизнь. Калека, глубоко униженное, уже смирившееся с гибелью существо вообразило себе невесть что, размечталось о союзе с женщиной, принадлежащей к избранным. В детстве он ничем не отличался от других детей, и все?таки с самого начала был сочтен ни на что не годным.
Глубокие потрясения, например потрясения большой любви, для него уже тогда были чем?то недоступным. Теперь он снова понял это по тому, что чувство к Ариане ему самому показалось убогим и мелким, и в то же время из?за страха потерять ее больше всего хотелось сейчас же наброситься, овладеть ею. Да ведь все события его жизни были чем?то «невозможным». Слишком часто его выталкивали из круга претендентов. Брак с Гретой тоже надо считать очередной нереализованной возможностью.
С улицы донеслись звуки, похожие сперва на звон, потом — на стук по железу. Нервы мешали всерьез подумать о чем?нибудь, в голове вертелся только один вопрос: вот сейчас, сию минуту, бросит его Ариана или спасет? Хватило бы мягкого прикосновения, вполне хватило бы, чтобы он снова почувствовал себя хоть чем?то стоящим. Все?таки он твердо решил направить свою жизнь в новое русло и обходиться без фальшивок в журналистской работе. И тут Ариана медленно начала возвращаться — посмотрела ему в глаза, в последнюю минуту решившись спасти, и зиявшая в нем пустота мгновенно заполнилась. Она все поняла, теперь она знает о нем больше, чем он мог бы рассказать сам. От ее тепла к нему вернулась цельность.