— Ах вот что ты, оказывается, выдумал…
— На этих днях будет оказия, чтобы отправить письмо в Германию?
— Нет, никто не едет.
— Все равно.
— Все равно. Не имеет значения.
— Успокойся, пожалуйста, а то у меня соус пригорит.
Как же все это для нее важно — кастрюли, деревянная ложка, которой она помешивает соус. А ведь должна бы бросить все это к черту и передник снять, отшвырнуть подальше.
Спросил, как дела у девочки, в ту же минуту с раздражением услышав визгливое музыкальное сопровождение телерекламы. Ариана сказала, девочка уже умеет смеяться. От ее доверительного тона словно обдало теплом. Имя у нее теперь тоже есть — Амне. Ариана спросила, нравится ли имя, и тут же перескочила на другое — язвочки на коже малышки заживают удивительно быстро.
— Знаешь, я так рада, так рада! — Она улыбнулась совершенно свободно.
Он же смотрел на нее огорченно. Из этих рапортов о достигнутых успехах предельно ясно следовало, что он тут лишний. Представилось, как она со своим Ахмедом придумывали имя ребенку, шептались под одеялом.
Ах да! Как же он чуть не забыл о подарке! Ринулся — на цыпочках — в прихожую, вернулся с туфельками. Ариана вытерла руки передником и развернула пакетик.
— Хорошенькие, — сказала она и поставила туфельки на стол. Потом поцеловала его и так долго выражала свою радость, что ему стало страшно неловко. Ну что тут такого удивительного? Разве не понятно — решил принести что?то в подарок, для ребенка, которого в конце концов он «нашел» вместе с Арианой.
— Ты удивительно милый, — сказала она.
— Он собирается жениться на тебе? — спросил он.
— Что за глупости! — Она не знала, как реагировать — рассердиться или вздохнуть: мол, скучно об этом говорить. — Хочешь верь, хочешь — нет, но мне совершенно не нужно, чтобы у вас, у тебя с Ахмедом, началось тут какое?то соперничество.
— Почему бы и нет? — Он снова вытащил из кармана письмо, да зачем? — оно ведь и в первый раз не произвело ни малейшего впечатления. Уткнувшись лбом ей в плечо, он сказал: — Да, ты уже сделала выбор.
— Ничего я не сделала. И вообще с какой стати я должна между кем?то выбирать? По?моему, ты меня не понимаешь. Я хочу жить здесь, в Ливане, с моим ребенком. Вот тебе и весь выбор!
— Да, и хочешь найти подходящего отца для ребенка.
— Допустим. Ну и что? Я и неподходящего могла бы найти. Очень прошу тебя, перестань. Твои упреки меня расстроили. А я не желаю расстраиваться. И не собираюсь я замуж, ни за Ахмеда, ни за тебя.
При этих словах он почувствовал удовлетворение, правда ненадолго, все?таки не давал ему покоя этот вопрос — после уже, когда она попросила уйти из кухни и не мешать ей, а если позвонят в дверь, открыть, ну да, должны прийти супруги Тальхар. И еще попросила все?таки попробовать спокойно поговорить о чем?нибудь с Ахмедом.
— Он кто вообще — палестинец?
— Нет, ливанец.
Может быть, она была правдива, говоря о тебе, подумал он, и солгала о своих намерениях относительно Ахмеда. Почему этот парень не лупит врагов на фронте, что его удерживает здесь — трусость или похоть? Он не сказал больше ни слова, только обескураженно смотрел на Ариану, пока в прихожей не раздался звонок. Тогда вышел из кухни, но Ахмед уже открыл дверь и весело встречал гостей. Ах, значит, они знакомы. Ахмед, оказывается, успел подружиться со знакомыми Арианы. И наверняка они не раз вместе проводили время, наверняка эта семейная пара приглашала их к себе, и она ходила к ним в гости с Ахмедом, не с тобой. Если вдуматься, что ты имеешь против Ахмеда? Ничего. А почему бы Ариане не завести знакомства с арабами, что тут странного? Она же столько лет живет среди арабов. Он представился. Женщина тоненькая, лицо у нее преждевременно постаревшее, измученное заботами. Перво?наперво спросила, где именно он живет в Германии, в ответ он рассказал о «родных краях», выяснилось, что она о них слышала — спросила, эти ли места называют Люнебургской пустошью.
Он представился. Женщина тоненькая, лицо у нее преждевременно постаревшее, измученное заботами. Перво?наперво спросила, где именно он живет в Германии, в ответ он рассказал о «родных краях», выяснилось, что она о них слышала — спросила, эти ли места называют Люнебургской пустошью. У ее мужа, господина Тальхара, левая сторона лица была изуродована — пересадка кожи, после которой остались неровные, зазубренные края и грубые швы. Даже заметны черные точки, оставленные иглой хирурга, жуткая картина, будто под кожей засели чесоточные клещи. Поздоровавшись и немного поговорив с этой парой, он вернулся на кухню и взял у Арианы поднос с аперитивами. Подумал: наверное, она считает, что у него если не вконец ужасный, то тяжелый характер. Обошел всех, предлагая аперитивы.
— Кто бы мог подумать — ведь все мы живы! — сказала госпожа Тальхар.
Ариана обернулась и посмотрела на Лашена, наморщив лоб. Что с ней такое?
— Бригитта и Башир, ее муж, живут в Рас Бейруте, — тоже по?английски пояснила Ариана, — там ничего с тобой не может случиться, если сам не полезешь на рожон.
Все засмеялись, только левая половина лица Башира была неподвижна, жесткая, негнущаяся подушка, кусок мяса. Самому не верится, что ты находишься здесь, подумал он, какое огромное примиряющее неведение встало между тобой и тем, вчерашним, что ты совершил. Вот топчешься тут перед ними, не то прожженный малый, не то смущенный страдалец, и все на тебя глазеют.