Он все еще чувствовал себя в безопасности, страх это защита, думал он, страх сам по себе оберегает от опасности. Похоже, до центра уже недалеко, до площади Рияд Эль Сульх. Грохот залпов, треск автоматных очередей теперь оглушали, их волны пронизывали до дрожи, сотрясали тело, нескоро сменялись рокочущим гулом.
И в мыслях все было таким же неразрешившимся, неопределенным. Все, о чем он думал, было легким и летучим, в ту же минуту исчезающим, бесследно. И только Ариана среди всей этой зыбкости, туманности была определенной, была целью, которой он непременно должен достичь. Из какого?то заколоченного досками окна донесся внятный, упрямый кашель, и тотчас представилось — там лежит человек, читает книгу — хотя из щелей не пробивалось ни лучика света. Да, конечно, не все жители покинули квартал. Наверное, в домах, в комнатах еще сидят старики, и жизнь их теплится, поддерживаемая нежеланием оставить родной дом.
Он свернул направо, на авеню Фуяд Шехаб, и в тот же миг в темных окнах верхних этажей увидел вспышки выстрелов. Дальше, за площадью Рияд Эль Сульх, над крышами вздымался желтый, как сера, дымовой гриб. От шума, который не встречал здесь преград, сразу напала робость, он шарахнулся назад, в улицу, по которой пришел; твое отступление, подумал он, словно спокойный и беззвучный рефлекс насекомого. Укрывшись за углом, машинально ощупал себя — нет, тело здесь, реальное, убедительное. За углом, по крайней мере, не налетают взрывные волны, на улице они едва не сбили его с ног. В сторону площади тлел танк. При каждом грохочущем выстреле стальное тело дергалось, будто изрыгнув из ствола часть своих внутренностей. Лашен высунулся из?за угла и смотрел вслед, танк быстро полз дальше и вдруг, зарычав, будто прирос к мостовой, наискось к тротуару. Открылся люк, из башни повалили клубы дыма и вынырнул кто?то с черным лицом, а может быть — в черной маске; соскочив на землю, он бросился прямо к Лашену, да, в самом деле, завернул за угол и остановился.
Открылся люк, из башни повалили клубы дыма и вынырнул кто?то с черным лицом, а может быть — в черной маске; соскочив на землю, он бросился прямо к Лашену, да, в самом деле, завернул за угол и остановился. Черное от копоти лицо, светлели только глазницы. Быстро скользнул взглядом по Лашену, сверху вниз, не увидел направленного на себя оружия и бегом пустился по замершей, без признаков жизни улице. Что с танком? Лашен увидел второго солдата, верхнюю часть его туловища, вниз головой свесившуюся из люка. Наверняка мертв, хотя рука еще болталась из стороны в сторону. Лашен старался сохранить выдержку: только не броситься бежать, только не мчаться сломя голову, как минуту назад. Собственное спокойствие показалось странным, даже не пересохло в горле, — он почувствовал холодное торжество. Разрывы снарядов, на что они похожи? На лопающиеся мыльные пузыри, да, конечно, сыплются камни, разлетаются осколки, но кого они могут ранить? Кроме бойца, выскочившего из горящего танка, до сих пор он не видел ни одного человека, а площадь при вспышках отлично просматривалась. На ней, как везде в Старом городе, изрытые выбоинами фасады, разрушенные дома, груды щебня, завалившие тротуары и отчасти мостовую, обгоревшая утварь, изодранные вещи. Не надо туда идти, там как раз попадешь на мушку. По дыму и огню можно приблизительно определить, где сегодня, этой ночью, проходит линия фронта. Она идет отсюда, от площади, через базары — они уже сильно разрушены — и до самого порта. В квартале шикарных отелей на берегу бухты Святого Георга сегодня спокойно. А Карантина, квартал мусульманской бедноты и палестинцев, сожжена, подчистую расстреляна, стерта с лица земли, и точно так же — Дбие, район в десяти километрах к северу от нее по шоссе, соединяющему Бейрут и Джунию, оплот ливанских христиан. Реваншем за них был Дамур.
Чтобы добраться в Ашрафие, надо на ту сторону Рю Дамас, но это неисполнимо, если не ищешь смерти. Если кто?то ухитрялся перейти линию фронта и остаться в живых, он становился врагом, следовательно, — его убивают. Вот она, логика, обоснование убийства; в других районах военных действий ничего подобного нет. Там стрелкам достаточно увидеть — где угодно — живого человека, чтобы открыть по нему огонь.
Он двинулся окольным путем, стараясь идти там, где между ним и точками, по которым вели огонь, были стены или развалины. От бухты Святого Георга хотел постепенно подняться переулками как можно выше, и там от складского или таможенного здания, расположенного уже на территории порта, долетел крик — кричала женщина, кричала все пронзительнее, и от ужаса он привстал на носки, да так и шел дальше. Крик сменился глухим захлебывающимся звуком, вскоре и он смолк, и стало легче, ведь так или иначе что?то закончилось. Недалеко от площади Этуаль он увидел мертвого подростка, тот сидел, прислонившись к мешку с песком, однажды и навсегда опустив голову. Возле его ног на земле темнела маленькая лужица, а ноги в дырявых черных носках — ботинки кто?то уже снял, должно быть, тот же, кто забрал и оружие.
28
Он вернулся в отель только в два часа ночи. Лежа в ванне, прочитал бумаги, которые вместе с ключом от номера вручил ему портье, пятнадцать страниц. Напечатанные на гектографе листки, скрепленные в уголке, На конверте штемпель: Агентство печати при штаб?квартире ООП. В коротком тексте «От редакции» сообщалось о работе следственной комиссии, которая заново собрала факты и вскрыла подоплеку трех расправ, учиненных христианами над палестинцами и мусульманами Ливана. Имелась в виду резня на электростанции в бейрутском районе Медавар, 6 декабря ее устроили ополченцы Катаиб в масках, убиты сотрудники; далее, расправа в двух палестинских лагерях, Дбие и Карантина, недавно, неделю тому назад. Отмечая случаи жестокостей и зверств, комиссия ограничилась лишь несколькими примерами, зато множество раз повторялось, что приходится ограничиться отдельными фактами.