— Я понимаю! — Гельмут что-то пробормотал себе под нос и снова повысил голос: — Тень! Иришка! И ты прости! Я был не прав…
— Проехали! Я понимаю! Кстати, не пора ли разогреваться?
— Еще минуту! — придержал я ребят, наблюдая, как обрадованные нашим отсутствием Циклопы резво втянулись в перестрелку с расчетами крепостей. — А вот теперь атакуем…
Сорок секунд, необходимые на экстренный разогрев двигателей, тянулись ужасно долго, но потом кресло привычно бросилось в спину, и я атаковал. На первом же проходе я свалил семь кораблей. На втором — еще четыре. На четвертом — Циклопы бросились врассыпную.
— Работаем поодиночке! — заорал я. — Валите всех! Не давайте им уйти!!!
Пытающиеся в панике уйти в разгон корабли врага вытянулись одной длинной колонной, а мы заходили на них с боков, заставляя сбрасывать скорость, и стреляли, стреляли, стреляли. Ушли только те, кому хватило мужества или страха не отворачивать, сохраняя вектор движения. Но таких оказалось мало: по докладу Башни, лишь восемнадцать. Остальных рассеяли по системе и уничтожили за двадцать минут. Потом, довольные собой, мы быстро перезарядились и, наконец, ушли к Лагосу…
* * *
В системе Лагоса было мрачно: у планеты осталось всего четыре орбитальные крепости…
Стоило нам начать движение к планете и вызвать Демонов, как тут же я услышал усталый голос Семенова:
— Викки! Это я, Игорь! Где вы, черт вас дери?
— Отбивали Квидли. Как у тебя тут дела? — отозвался я, чувствуя холодок в душе…
— Хреново — дальше некуда! Остались только три звена: мое, Элен и Яшки. Всех остальных — нет! Что у тебя?
— Восемь звеньев… Все, кто остался!
— С ума сойти! Двадцать два! Из пятидесяти двух… Ненавижу! — Элен почти рыдала в микрофон, и я, чтобы не дать ей сорваться, скомандовал:
— Отставить разговорчики! Атакуем двойками… Сбор у Ключа — семь! Не подставляться! Ключ — семь! Непрерывный пеленг…
— Есть, сэр! — отозвалась крепость. — Если продержимся до вашего подхода. У нас восемьдесят восемь процентов повреждения…
— Продержитесь! Никаких «если»! Циклопов осталось мало: каких-то триста кораблей… Всем: поехали!
…Почти двенадцать часов мы потратили на то, чтобы заставить противника сначала сбиться в кучу у одной крепости, а потом и его отступить.
— Если продержимся до вашего подхода. У нас восемьдесят восемь процентов повреждения…
— Продержитесь! Никаких «если»! Циклопов осталось мало: каких-то триста кораблей… Всем: поехали!
…Почти двенадцать часов мы потратили на то, чтобы заставить противника сначала сбиться в кучу у одной крепости, а потом и его отступить. Правда, панического бегства в этот раз мы, к сожалению, не добились: сорок истребителей Циклопов организованно прикрыли отход всех тяжелых кораблей, заплатив за это своими жизнями. Но планета была спасена, и я, решив, что пятьдесят семь корветов, крейсеров и линкоров без поддержки истребителей наверняка к Квидли не сунутся, не стал никуда прыгать, а, связавшись с полковником Ридли, потребовал от него баньки и обеда, или что у них там по локальному времени Базы, для всех моих ребят.
— Викки! Для вас — все, что угодно! — Ридли радостно орал в микрофон, под аплодисменты диспетчеров и какие-то радостные вопли, накладывающиеся на его голос.
— Полковник! У меня еще одна просьба! Только не надо репортеров, мэров, встречающих… Все — завтра… Или послезавтра… Ни сил, ни желания, ни настроения… Хорошо?
— Они тут уже кишмя кишат, парни, но, так и быть, я их тормозну… — захохотал Железный Джон. — Черт, я вас понимаю…
— И еще: пока мы отдыхаем, посмотрите наши машины, ладно?
— А сколько Циклопов рисовать? — захихикал кто-то незнакомый.
— А черт его знает! Я не смотрел записи, да и, честно говоря, неохота вообще это делать… — безразлично ответил я, начиная посадочный маневр.
— Сколько было кораблей в Квидли? — спросил полковник, завершая связь.
— Сначала четыреста пятьдесят с мелочью, потом еще около двух сотен… В общем, больше двух…
* * *
Отдохнув почти сутки, немного попозировав перед камерами, посетив званый обед в мэрии и отказавшись от всех запланированных церемоний, мы вернулись на Квидли. Осмотрев ополовиненный строй «Кречетов», на которых уже не было живого места от изображений сбитых кораблей врага, мы отправились в бар Тэда помянуть погибших ребят.
Стоило первому из нас перешагнуть дверной проем, как в зале мгновенно стало тихо. Потом все присутствующие вскочили на ноги и, поняв по нашим лицам, что восторги неуместны, молча склонили головы в память погибших ребят.
Пили долго, но опьянение никак не наступало. Отчаявшись добиться хоть какого-то подобия забытья, я откинулся на спинку стула и оглянулся по сторонам: с остальными творилось то же самое. Девочкам было легче всего: они плакали, кто — опустив голову на стол, кто — откинувшись назад и не пряча слез. Я, сглотнув комок в горле, немного приласкал Иришку по ее разбросанным в беспорядке вихрам, а потом заметил расстроенные глазки Томми, прячущегося за стойкой. Поманив его пальцем, я подставил ему свое колено и обнял устроившегося на ноге пацана за плечи:
— Что, и тебе плохо?
— Да, дядя Вик! Папа плачет в подсобке, я уже не могу, но мне, наверное, не так тяжело, как вам? Я знал-то только вас двоих… Я так боялся, когда по головидению объявили об атаке Циклопов, что могут сбить и вас… А, потом, когда вы улетели в Лагос, молился, чтобы вы обязательно вернулись! И я так рад, что вы живы и здоровы!