«Получается, Юленька, какая же ты умница! Веди меня к Демке, мы сможем, вот увидишь!»
«Вот. Чувствуешь?»
Боль вонзилась в левую сторону груди, навалилось удушье, начало «уплывать» сознание.
«Это же не я, это я его ощущаю… Господи, как тяжело…»
«Мы вместе, мы справимся. Отдавай силу, Мишаня, туда, где хуже всего, только осторожно, понемногу».
«Нет, не так. Организм сам знает, что надо делать, ему только не хватает энергии, а у нас она есть, много, очень много. Нет, и это неправильно. Мы сейчас — единое целое, триединый организм, накачанный энергией. Мы справимся, только не надо мешать, я чувствую: не надо ничего делать, не надо ни о чем думать. Надо… надо уснуть, все должно происходить само. Да! Нинея говорила, что сон — лучшее лекарство. Мы засыпаем, мы ни о чем не думаем, мы ничего не ощущаем, мы…»
Бац! Удар по лицу… еще один…
— Да очнись же ты, пень! Минька!!!
— Спать, надо спать…
— Не надо! Все уже! У нас получилось!
— Что? Ой, Юлька, ты чего?
— Получилось! Демка жить будет!
— Да? А чего тогда дерешься? Ну вот, то бьет, то целует. Все же хорошо?
— Все хорошо, только ты не просыпался никак. — Юлька выглядела на все сто — глаза блестят, румянец во всю щеку, Мишка же лежал на дне фургона пластом, сил хватало только на то, чтобы разговаривать.
— Так сон-то какой приятный: сначала ты меня по морде била, а потом…
— Могу еще!
— Поцеловать? Давай, пока дед не видит!
— По морде могу еще! — Юлька воинственно сжала кулачки. — Хочешь?
— Ну, если тебе больше нечего мне предложить, согласен. Все-таки знак внимания со стороны прекрасной дамы. Хоть такой.
— Выметайся! У меня еще дел полно.
— Ну до чего же с тобой трудно: то бьешь, то целуешь, то зовешь, то гонишь… — Мишка попытался подняться. — Ой, Юленька, что-то меня ноги не держат.
— Хватит придуриваться, ноги его не… Минька, да ты чего?
— Пардон, мадемуазель, кажется, отъезжаю…
* * *
Все повторялось.
Мишка снова лежал с закрытыми глазами, медленно выплывая из забытья, а рядом тихо звучали женские голоса, и один из них был Юлькиным. Все как тогда — у Нинеи.
— Я не поняла, мама, он какие-то слова говорил, то есть думал… не по-нашему. Я не запомнила.
— Ничего, помнишь, я тебе про заклинания объясняла? — Второй голос принадлежал лекарке Настене. — Если не понимаешь смысла, то заучивать бесполезно.
— Да, помню. Только я думала, что он силу в больное место направит, а он вдруг решил, что надо спать. Я пробовала перебороть, но он сильнее оказался. Ну… и уснули все. Сколько спали, не знаю, а как проснулась, то сразу к Демке. Смотрю, он дышит ровно, сердце бьется хорошо, и синюшность на лице пропала.
— Значит, Миня правильно решил.
— Да, только он не просыпался никак, я его еле растолкала. Он поговорил со мной немножко, потом опять что-то непонятное сказал и снова уснул. Странно как-то, мама. Я, как приехали, сама с лошади слезть не могла, ноги не держали, болело все. А после этого как новенькая стала, хоть пляши. А он спит и спит.
— Все правильно, доченька. — Мишка по голосу почувствовал, что Настена улыбается. — Бывают такие дела, которые женщину только бодрят, а мужики после них, как медведи осенью, норовят спать завалиться.
— Какие дела?
— Вырастешь — узнаешь.
— Мама!
— Не кричи на мать! Словами этого не объяснить, надо самой попробовать.
— Чего попробовать? А-а, ты про это самое… так мы с Минькой только за руки держались!
— А были одним целым. Ближе не бывает. Вы с ним теперь…
— Кхе! — Не узнать голос деда было невозможно, даже с закрытыми глазами. — Настена! Ты парня-то моего перед отъездом посмотрела? Как он?
«Блин! На самом интересном месте! Принесло же старого».
— Правая рука сломана ниже локтя, но срастется, я думаю, быстро. А остальное не страшно, полежит несколько дней, и все.
— Ну слава богу. — Дед облегченно вздохнул. — А Андрей?
— А вот ему — лежать! — Голос Настены построжел. — Ногу не бередить, повязку два раза в день менять. Я приходить буду, смотреть. И костыли ему сделайте. Дурной он у тебя, дядя Корней, это ж надо додуматься — самому ножом железку из ноги выковыривать! Пусть Бога благодарит, если хромым не останется, а то и одноногим. Ты ему построже накажи: на костыли не раньше чем дней через десять, и то если все хорошо обернется. В общем, посмотрим, я каждый день наведываться буду.
— Ага, вот, значит, как. Понятно. Ты, Настена, дочку похвали, всех моих отроков попользовала, Демку так и вообще с того света достала. Изрядная лекарка растет! А это тебе, девонька, от меня, держи.
— Ой, Корней Агеич, не надо… — Похоже, Юлька получала гонорар впервые в жизни. — Спасибо, я бы и так…
— Кхе! Бери, бери, заслужила! Знала б ты, какой камень у меня с души сняла! Чуть не десяток битых мальцов посреди леса, и ехать нельзя. Да! Михайла тебе в Турове какой-то подарок припас, забыл, наверно, сразу отдать — не до того было.
— А какой подарок?
— А вот и не знаю! — Дед откровенно поддразнивал Юльку.
— Сам поднесет, тогда увидишь! А это вот тебе, Анастасия Микулична, за изрядное воспитание дочки. Мне бы так ратников кто воспитывал, так моя сотня тысячи стоила бы!
«Ларец растряс, старый. Ну и правильно! Для такого дела не жалко».