Спать Олег свалился лишь глубокой ночью, а потому и проснулся уже около полудня от воя труб и громкого ржания. Подхватив саблю, Середин выскочил из палатки и увидел, как вдалеке, на том краю поля, в стороны, подобно половодью, разливаются бессчетные тысячи всадников со вскинутыми к небу пиками, украшенными разноцветными флажками. Казалось, они занимают все видимое пространство до самого горизонта.
— Проклятье! Будута, ты где? Почему не поднимаешь?! Броню давай и коня оседлай!
Холоп, спавший здесь же, в палатке, спросонок заметался, но быстро взял себя в руки, подал шлем, помог завязать сбоку ламинарный доспех, опоясаться саблей. Пока он бегал за лошадью, Олег поднял чересседельную сумку, достал из нее шар, сосредоточенно уставился в шершавую поверхность.
— К тебе на поляну пришла конница Раджафа, — наконец услышал он знакомый голос и горько усмехнулся:
— Спасибо на добром слове, но это я уже заметил.
— Их намного больше, чужеземец. Я вижу, что у бандитов в несколько раз больше сил, чем у тебя.
— Это ты меня так подбадриваешь, мудрый Аркаим?
— Говорю, что вижу, чужеземец. Но я верю в тебя, ты можешь не бояться. Я помню, ты обмолвился, что атаку смолевников не способен выдержать ни один строй?
— Да, было дело, — признал Середин.
— Постараюсь помочь тебе со смолевниками, ведун Олег. Но хватит меня лишь на один раз — большего не ожидай, не успею.
— А что ты сделаешь, мудрый Аркаим?
— Увидишь… — Голос законного правителя Кайма затих.
— Тоже мне, секреты, — зло сплюнул Середин. — Тут за него шкурой рискуешь, а он тайны устраивает!
— Ты видел, сколько их там, друже? — подъехал к Олегу купец. — Видимо-невидимо, вся степь ворогами усыпана.
— Это потому, что каждый конный как десять пеших место занимает, — огрызнулся ведун. — По весу считать — так их больше получается. А коли по головам — то нас.
— А конские головы считаешь, колдун? — хохотнул Любовод, и на душе Олега немного отпустило.
— По мечам считаю, — уже вполне спокойно ответил он.
Тут как раз примчался верхом холоп, спрыгнул, подал ему поводья и придержал стремя. Ведун взметнулся в седло, намотал поводья на кулак, выпрямился во весь рост. Отсюда, сверху, выяснилось, что ворога совсем не так много, как померещилось с земли. Не до горизонта, а всего лишь до леса, макушки которого зеленели верстах в четырех, на границе неба и земли.
— Разве же это рать? Это нас рать.
В сопровождении Любовода ведун выехал вперед, за спины второго легиона. Минутой спустя к ним присоединился Ксандр, хмурый и сосредоточенный, постоянно поглаживающий рукоять меча. Плотные ряды оживших ради праведной цели мертвецов не колыхались, не дышали, не переступали. Конница, собравшаяся на той стороне Воровской пустоши, тоже притихла, словно предчувствуя не самое лучшее для себя будущее. Даже лошади перестали ржать и только тревожно всхрапывали. И лишь десятки кружащих в небесах пепельно-серых орлов коротко перекаркивались, точно ожидающие скорой поживы вороны.
Тревожно взвыла труба.
Тревожно взвыла труба. На той стороне пустоши войска пришли в движение, закружилась в воздухе белая пыль.
— Красиво идут, — сглотнул кормчий.
Это были они самые, не к ночи будь помянуты, — смолевники. В отличие от черных воинов Сарыча, тяжелая конница Раджафа сверкала начищенным до изумительной ослепительности золотом. Золотая чешуя брони, большущие бронзовые налобники на головах коней, шитые золотом плащи, что развевались за плечами, желтые стеганые чалдары [3] — даже кисточки под золочеными наконечниками копий были яркого золотистого цвета. Всадники мчались плотно, стремя к стремени, ровными рядами, пригнувшись к гривам коней и выставив вперед пики, занимая почти все пространство перед легионами. Получалось, их шло не меньше ста в ряд, как раз рядов десять в глубину. И это — против пехотного строя всего в восемь шеренг! Похоже, Раджаф собирался закончить битву всего одним сокрушающим ударом. Смять фалангу, опрокинуть, растоптать, превратить в месиво — а потом легкая конница догонит и истребит тех, кто ухитрился удрать от печальной судьбы.
— Они догадаются упереть комли копий в землю? — тихо спросил Ксандр.
— А ты думаешь, поможет? — так же тихо ответил Олег. — Если от удара только попятятся, строй удержат, тогда еще посмотрим, кто кого. А коли смолевники их раскидают…
То, что зомби не побежали от одного вида катящейся на них лавины, показалось Олегу чудом. И хотя умом он понимал, что мертвецы страха не ощущают — все равно удивлялся. До столкновения оставалось саженей двести… Сто…
— Кра… Кра-а!
И тут хлынул дождь. Черный. Когда до столкновения смолевников с легионами оставалось меньше ста шагов, кумаи Аркаима принялись дергать застежки своих нагрудных сумок, и на землю с высоты полукилометра посыпались сотни тонко посвистывающих обсидиановых стрел. Стрелы впивались в плотную сухую землю, погружаясь в нее на всю длину, с тонким звоном разлетались в стеклянную пыль от попадании в шлемы воинов, в украшенные золотыми львиными мордами щиты, в медные пластины на головах лошадей. И они же легко вспарывали живую плоть, вонзаясь в ничем не защищенные конские шеи, спины, крупы. Лошади оступались, дергались от боли, погибали на месте. Вот кувыркнулась одна — и через нее, не успев перескочить, закувыркались еще две, переламывая попавших между тяжелыми тушами людей. Вот заскакала, брыкаясь, другая, попала сдвоенным ударом копыт в морду идущей сзади, и та поднялась на дыбы. Вот вылетела из строя еще лошадь, превратившись в препятствие для своих товарок. И еще, еще. Строй атакующей конницы стремительно рассыпался на маленькие отрядики, на отдельных всадников, в нем больше не было ни ровных рядов, ни сплочения, ни желания смять, растоптать, опрокинуть.