Выбравшись на сушу, Олег забрался по камням к могучим соснам, нашел под одной из них крупный сук толщиной в две руки, уже сухой, как порох, вернулся к мачте.
Войдя в воду, срезал еще одну веревку, привязал ветку к ней, отпустил. Вода радостно зашипела, подхватывая деревяшку, вынесла на стремнину, и там сосновый сук запрыгал, то ныряя под воду, то снова выскакивая на поверхность.
— Ладно, посмотрим, что получилось на этот раз…
Ведун кинулся в реку, в несколько гребков доплыл до валежины, хватанул ртом воздух, после чего быстро ушел в глубину, пользуясь привязанной к ней веревкой — и опять оказался примерно на середине ладьи, только у другого борта. Однако на этот раз у него еще оставался в легких воздух. Олег торопливо резанул свою веревку, прошел вдоль борта до надстройки, зацепил конец за штырь для щитов, наспех сделал один узел — и устремился вверх. Второй нырок ушел на то, чтобы привязать веревку попрочнее.
У Олега появился соблазн сразу сунуться в запертую дверь дощатой хибарки, но он удержался, потратил еще три нырка на то, чтобы перевязать на новое место длинную веревку — ту, что с берега, — после чего доплыл до ожидающего на песочке купца и опять растянулся у его ног, на этот раз действительно без сил.
— Малину будешь? — поинтересовался Любовод. — Невольница твоя принесла. Сладкая, крупная.
— Мяса хочу, — тяжело дыша, ответил ведун. — Много. Согласен даже на сырое.
— Можем съесть холопа, — невозмутимо предложил купец. — Он, конечно, тощий, но на пару дней хватит.
— Не, — отказался Середин. — Как мяса, его всего на один раз хватит. А как гребца — до самой Руси. Пусть живет.
— Тогда жуй малину. — Купец сунул ему свернутый кульком лист лопуха.
Ведун сел, вытряхнул в ладонь горсть ягод, переправил в рот.
Когда он был маленьким и учился в школе, учительница утверждала, что по калорийности грибы ничуть не уступают мясу. В далеком двадцать первом веке проверить ее утверждение на практике Середину не довелось, но теперь он в очередной раз понял, что теория и практика — это две очень большие разницы. Когда нужно таскать бревна, нырять на три метра или рубить сосны — от грибной диеты только сильнее голод чувствуешь. А ягоды и вовсе лишь брюхо набивают. Пять минут прошло — и опять есть охота.
Кулек поместился в семь горстей. Вытряхнув себе в рот последнюю малинину, Олег откинул лопух, вытер о песок руки, взялся за веревку и опять пошел в воду.
Глубокий вдох — на этот раз за четверть минуты он добрался как раз до каюты, успел ощупать дверь, найти затвор, рвануть его — и тут же взметнулся наверх.
Хватанул воздуха, позволил течению протащить себя несколько метров, поймал обмотанный пеньковым концом сук, нырнул снова, рванул створку на себя. В первый миг возникло сопротивление, но тут же дверца, преодолевая сопротивление воды, мягко пошла вперед, и наружу неторопливо, словно деревенский поп, выплыл гладкий белый череп, лениво перекатываясь с боку на бок.
«Кому-то не повезло… — понял ведун. — Оказался в неудачном месте в плохой момент… Вот что происходит с людьми, когда их не успевает прибрать к скользким лапам водяная нежить. Рыбки речные даром что беззащитными кажутся — а обглодают человека не хуже собачьей стаи».
Гадать, кто это мог быть, жалеть несчастного не оставалось ни времени, ни сил, ни воздуха. Середин опять рванулся наверх, зацепился за сук и несколько минут отдыхал, пытаясь перевести дух. Голова гудела, будто он выпил жбан хмельного меда, глаза словно кололо крохотными иголочками, из носа противно вытекала попавшая в него вода. Без привычки в воде долго не побарахтаешься. Чай, не перина. Но делать нечего — надо.
Без привычки в воде долго не побарахтаешься. Чай, не перина. Но делать нечего — надо.
Гипервентиляция теперь почти не помогала. Еще погружаясь вниз, ведун чувствовал удушье. Силы были на исходе. Зато дверь в каморку он уже открыл. Оставалось только заглянуть внутрь… И обнаружить, что никакого «сундука справа» нет. Во время крушения в помещении все перевернулось вверх дном. Сундуки, ковры, посуда, бочонки оказались свалены в одну большую кучу. Видимость на глубине была где-то на две вытянутые руки. Олег различил какую-то рукоять, ухватил, рванул — она не поддалась, — бросил и устремился наверх, жадно заглотил воздух.
— Ну, как там, колдун, нашел? — закричал с берега Любовод.
— Тебя бы сюда, — буркнул себе под нос Середин. Сил кричать в голос не осталось. Однако и возвращаться с пустыми руками тоже было бы обидно. — Ладно, последний раз…
Он снова метнулся в глубину, ухватил идущую с берега веревку, двумя движениями распустил узел — хорошо, наскоро вязал, — дернулся в дверь хибарки, продел конец под найденную рукоять, опять затянул на «удавку», толкнулся ногами, устремляясь вверх.
— Ну, чего?! — опять закричал купец.
— Тяни… — прохрипел Олег.
Однако Любовод расслышал, ухватился за свой конец веревки, потянул… Перехватил поудобнее, поднатужился… Сын русалки был настоящим новгородским удальцом: рослый, плечистый. Ничего удивительного, что веревка пошла, и сундук вылез на песок практически одновременно с ведуном.