— Зато утром здоров будешь, — пообещал Белый и поднес ему еще один кубок с вином.
Андрей выпил — и очутился в чудесном золотистом облаке, обнаженный и светящийся. Здесь вообще все было пропитано светом.
Здесь вообще все было пропитано светом. Светился туман вокруг, светилось небо, светилась земля под ногами, светился, казалось, сам воздух. Среди всей это красоты он увидел Лютобора — в потертой серой рубахе, с высоким посохом в руке и с котомкой за плечом.
— Это ты? — удивился Андрей. — Откуда? И где это я? Я умер, да?
— Нет, чадо. Это всего лишь сон. Хотя, мыслю, весьма красивый. Летать во сне смертным удается не часто.
— Значит, ты мне снишься?
— Да, отрок. Ты перестал меня навещать. А мне надобно сообщить тебе одну весть и сообщить без опоздания. Покидать же стены дома своего я непривычен. Отвык.
— Разве это возможно?
— Войти в чужой сон? Легко. Очень легко. Я научу тебя, отрок. Потом. Наяву. А ныне я хочу сказать, что нашел обряд для твоего возвращения.
— Это правда? Ты вернешь меня домой? — Зверев обрадовался даже во сне.
— Я попробую. Мне кажется, в прошлый раз мне просто не хватило сил. Посему я вспомнил о древнем алтаре, что по сей час стоит на Сешковской горе. Об алтаре нашего древнего храма. Он обретает высшую свою силу в полнолуние, в самую полночь. Коли провести тот же обряд, что и в прошлый раз, в полночь на алтаре, сила его увеличится стократно, и заклятье перебросит тебя обратно, в твой мир.
— Это хорошо, волхв… Если, конечно, это не сон.
— Это сон, чадо мое. Я пришел в него к тебе, чтобы упредить о важном дне. Полнолуние наступит послезавтра. У тебя осталось два дня. В полночь, по окончании дня второго, я жду тебя у алтаря. Коли ты, смертный, не передумал возвращаться в рабство.
* * *
Сну Андрей поверил. Слишком уж Лютобор ночной напоминал ему Лютобора истинного, хозяина Козютина мха. Что колдуну явь или сон? Захотел — и явился среди глюков и видений. И пьяным бредом не побрезговал.
Василий Ярославович хотел послать сына в город, к опытному кузнецу, заказать пищальные стволы, но Зверев предпочел потратить последние дни в этом мире на то, чтобы обучить холопов заряжать ружья. Ведь иметь оружие — половина дела. Нужно еще уметь им пользоваться. А заказать железную трубку с запальным отверстием боярин сможет и без него. Зачем она нужна, Василий Ярославович теперь знал.
В конце второго дня новик плотно перекусил пряженцами с грибами и брусникой, ушел к себе, но ложиться не стал. Пошарив по сундукам, переоделся в мягкие теплые штаны из шерсти, представлявшей собою что-то среднее между толстым сукном и мягким войлоком, натянул синюю атласную рубаху, поверх которой застегнул вязаную безрукавку и меховой налатник. На голову надел тонг — войлочную шапочку, по кругу отороченную лисьим мехом. Теплую, красивую, но не очень практичную, поскольку у нее не было наушей, которые в холод можно опустить, а когда тепло — завязать наверху. В последний свой день в этом мире Андрей хотел выглядеть опрятным и красивым.
Когда усадьба утихла, он спустился на первый этаж, взял в кладовке заранее присмотренную веревку, на ощупь выбрался из дома, сошел с крыльца и повернул направо. Дозорные и днем, и ночью стояли только у ворот, поэтому опасаться было особо некого. Сделав на веревке петлю, новик накинул ее на один из кольев, споро забрался наверх, перевалил стену и спустился с другой стороны. Раскрутил конец, метнул наверх, надеясь закинуть обратно за тын, но чем это кончилось, не увидел — поскользнулся и со свистом полетел вниз но ледяному склону холма. Пару раз подпрыгнул на каких-то кочках, кувыркнулся через сугроб, свалился на лед Окницы и замер, прислушиваясь к усадьбе.
Нет, там было тихо. Значит, не заметили.
Нет, там было тихо. Значит, не заметили.
Андрей поднялся на ноги и пошел вверх по течению, к озеру. Проходить перед воротами ему не хотелось. А ну, дозорные службу исправно несут? Тогда наверняка заметят в поле одинокого путника. Зачем?
Снега на озере нанесло немного. Ветер сдувал его под берега, уносил в дубравы и в ивовый прибрежный кустарник. Поэтому крест, утонувший меж темных берегов, Зверев пересек без труда, минут за десять, выбрался на сушу возле «тира», где все еще стояли на своих местах недобитые чурбаки, обогнул подножие тихого холмика и увидел впереди Сешковскую гору, по которой бегали из стороны в сторону призрачные зеленые огоньки.
— Похоже, опять нежить гуляет, — остановился он, переводя дух. — Хотя мне-то что? Я сам, наверное, колдун.
Разум подсказывал, что бояться ему нечего, что с темными силами он управится — вроде не зря учился. Однако ноги внезапно оказались непривычно тяжелыми, и каждый шаг давался с неимоверным трудом.
— Доброй тебе ночи, чадо мое… — Голос прозвучал над самой головой, заставив Андрея вздрогнуть и прищуриться, вглядываясь в темноту. — Что мнешься, отрок? Нешто я не учил тебя заговору на кошачий глаз? А ведь да, и вправду не учил. Теперича, вестимо, и не успею…
Послышался слабый треск, и на склоне заплясал огонек, который быстро вырос в пламя костра. В его свете новик увидел и колдуна, и огромный, плоский сверху камень, что вытянулся от него по левую руку.