Вот вдалеке споткнулась лошадь, громко ругнулся человек. Вот скатился с копыт еще скакун. Далекие всадники перешли на дробную рысь.
— Ко мне, холопы! — решительно рявкнул князь Крошинский, опуская свой длинный лэнс. Литовцы сбились плотнее к господину, тоже изготовились к атаке.
До врага оставалось уже метров сто, и лучники торопились выпустить как можно больше стрел. Сейчас, почти в упор, промахнуться было невозможно. Андрей совершенно точно увидел, как от его попаданий отвалились в седлах два ливонца и полетела с копыт лошадь со всадником.
Пятьдесят метров.
— Дорогу! — взревел князь и начал разгон. Зверев рванул повод, уступая место атакующим союзникам, отъехал и спрятал лук, аккуратно закрыв крышку: снег попадет — лак потемнеет, тетива отмокнет, дерево загниет. Затем он перехватил в руку рогатину.
На дороге послышался грохот столкновения, треск ломающихся копий, крики боли, конское ржание.
— Сын, ты где? — услышал из-за дороги голос боярина Андрей. — Тьма какая, скоро носа своего не увидим.
— Атакуем, отец? — ощущая в животе знакомый холодок, с надеждой спросил Зверев.
— За мной! Ко мне, холопы! Видите меня?
— Здесь! Здесь мы, боярин!
Люди больше напоминали тени — ночь наступала уж очень стремительно. Но на дороге слышался звон мечей, там продолжалась сеча. И Андрей вместе со всеми ринулся туда, обходя гущу рубки по широкой дуге — чтобы разогнаться и ударить ливонцам в бок.
— Ура! Ур-ра-а-а!!! — грозно взвыли русские во всю глотку, опуская рогатины.
— По-оберегись! — добавил от себя Зверев, различая впереди всадника в кирасе и шлеме, похожем на перевернутое ведро.
Тот повернул навстречу, выдернул из земли чье-то копье, вскинул на Андрея. Всего десять шагов! Зверев, прикидывая, что разойдутся правыми боками, попытался перебросить шит, закрывая хотя бы шею коня и метясь крестоносцу в солнечное сплетение. И опять вперед успел высунуться Пахом — копье рыцаря скользнуло по его щиту, подлетело вверх, а рогатина новика ударила в железный живот, вошла на глубину наконечника.
Андрей ощутил в руке рывок, бросил засевшее оружие и выхватил саблю, готовый к новым стычкам. Рядом пристроился Белый.
— Ты вместо меня воевать намерен, Пахом? — зло поинтересовался Андрей.
— Для того и приставлен, — спокойно ответил дядька. — Своих сыновей родишь — поймешь. Иногда легче самому сгинуть, чем малого раненым увидеть.
— Ты же мне не отец!
— Я тебя с младых ногтей вырастил. Да отцом кровным приставлен. Как помру, новик, тогда токмо и отстану.
— Где ливонцы? — в ответ рубанул саблей воздух Андрей. — Мы для чего сюда мчались?
— Ты ли это, Иван Крошинский, тать ночной? — спросили откуда-то из темноты. — Разбоем тайным прославиться возжелал?
— Кто бы о разбое говорил, крестоносец! Забыл, сколько золота за мальчишку безыскусного получить хотел? Ростовщик последний, и тот до такой цены не додумается, совесть задавит. Менялой тебе в лавке сидеть, а не о чести говорить, крестоносец.
— Что ж на честный бой не вызвал, князь, коли мечом дело решить хотел?
— Не верю в честь твою, кавалер Карл. Довериться на землях твоих не могу. Ростовщик ты. Бога продал, совесть продал — так какая вера?
— Мы ведь свидимся, князь. Куда ты в землях ордена от меня уйдешь? Я уже гонцов к друзьям и страже порубежной отослал. Свидимся завтра, князь. Хочу глаза твои при свете увидеть, князь!
— Я буду ждать тебя, крестоносец.
— Мы заберем раненых и павших, князь. Прикажи холопам не мешать.
— Забирайте. Твоих людей никто не тронет.
В темноте послышалось конское всхрапывание, между лошадьми зашарили люди, нащупывая тела, прислушиваясь к стонам. Они подводили скакунов, поднимали своих товарищей, перекидывали через седла. Вскоре, судя по шагам, ливонцы ушли. После этого с лошадей попрыгали холопы, принялись выискивать своих друзей.
Где-то через час князь решительно подвел итог:
— Все, хватит! Уходим. Теперь ты не против, Василий Ярославович?
— Нет, княже, — ответил боярин. — Утром он от нас никаких следов не сыщет. Тем паче под снегом. Пусть на порубежную стражу надеется. Уходим.
Всадники широким шагом тронулись в путь. Дорогу находили чуть ли не на ощупь, настолько плотно черные тучи перекрыли небо. Но зато мерно падающий декабрьский снег надежно закрывал их следы. К утру на дороге останется только ровный, сверкающий девственной чистотой, белый рыхлый ковер.
Знахарь
Цена ночной стычки обнаружилась только на рассвете: семеро погибших литовцев, один московский и по четверо раненых в каждом из отрядов. Увы, сильного впечатления это не произвело ни на кого — целая ночь в седле, да еще после столь напряженного дня, вымотала людей совершенно. И все же утро принесло им совсем не отдых: едва стала различима дорога, князь перешел на рысь, выжимая остатки сил и из воинов, и из скакунов.
К полудню отряд нагнал обоз, еще через два часа повернул на Арсуньку и двинулся по заваленной снегом почти до колен старой колее, проглядывающей лишь местами, на обдуваемых ветерком взгорках. Вскоре они увидели укрытую попонкой неказистую жмудинскую лошадь с торбой на морде — сам проводник вылез прямо из сугроба, откинув в сторону облепленную снегом рогожу.