— Понял, отец, — вздохнул Андрей. — Коли доведется, сделаю, что смогу.
— Я тоже надеюсь, что не доведется, — кивнул боярин. Он сграбастал в охапку пучки стрел, дошел до лестницы и поднялся наверх.
Второй этаж был разделен на две примерно равные части. Слева за дверьми скрывалась пара светелок, остальное место занимали полати со всякого рода тюками, мешками, крынками, древками для копий, пучками стрел.
Принесенные припасы Василий Ярославович добавил к прочим, пошевелил мешки:
— Вроде сухо. Не загниют. — Он двинулся по лестнице еще выше. Там находился уже чердак, пол которого закрывал толстый слой сушеной мяты.
«Мята — от мышей. Запах резкий, грызунам не нравится», — вспомнил Андрей.
Под крышей на стропилах висели на коротких шнурках связки вяленого мяса и рыбы. Продукт практически вечный, если не отсыреет.
— Коли беда, месяцок отсидимся. А, сын? — Боярин прошелся по чердаку, прощупывая доски потолка.
— Да тут и на год хватит!
— Это коли без холопов, Андрюша. А с людьми да ратниками слободскими припасы быстро уйдут. Ну да, коли о войне возможной слух пойдет, мы сюда из амбаров еще добра подвезем. С голоду не помрем, не дождутся. Вроде нормально тут все, не пропадает. Афанасий молодец, приглядывает. Он приказчик добрый, не то что ярыга этот беглый. Но хозяйский догляд тоже завсегда нужен. Да, сын?
— Конечно, — не стал спорить Зверев.
Теперь он начал понимать, отчего с боярина Лисьина нигде не спрашивают платы. Судя по всему, у него на шее висел изрядный хомут по подготовке города к обороне. Во всяком случае, на своем участке. Требовать с него после этого копеечную плату за въезд и выезд — уже перебор.
— Ну, а коли так, то поехали, тебе подарок сделаем. Небось, заждался уже?
Заперев убежище, отец с сыном на рысях промчались через двое ворот — сперва самой крепости, а потом через городские Литовские ворота, — проскакали немного по извивающейся меж домов дороге, пока Василий Ярославович не спрыгнул с седла возле широкого навеса, наполовину обнесенного стеной. В дальнем углу навеса, из которого наверх поднималась красная кирпичная труба, возились с черными от сажи мешками хозяин и пара мальчишек.
— Пойдем, сынок, пока мастер делом не занялся. А то как бы не оглохнуть.
Под навесом, у коновязи, фыркали две лошадки. Дальше шел длинный дощатый верстак, на котором в беспорядке лежали клещи, ножи, молотки, кольчуги, куски сабель и кос, железные лемехи и толстые запорные полосы с вырезами для замочных петель. На стене, на деревянных перекладинах, висело кое-что и более занятное: панцири из сверкающих стальных дисков, кольчуги из крупных петель, кольчуги со вплетенными пластинами и даже цельные кирасы, задние и передние половины которых соединялись ремнями.
— Здрав будь, Степан, Федотов сын! — громко окликнул боярин колдующего возле горна кузнеца, одетого, несмотря на мороз, лишь в кожаный передник на голый торс. Ниже, правда, на мастере были кожаные же брюки.
— И тебе здравия желаю, Василий Ярославович! — оглянулся чернобровый паренек, пригладил рыжие вихры. — С чем пожаловал? Меня чем одарить желаешь али с меня чего получить замыслил?
— И то, и другое, Степан.
Из чересседельной сумки боярин достал сверток, кинул на верстак. Козья шкура разошлась, в стороны рассыпались широкие тяжелые мечи и трехгранные ножи, взятые в ливонском замке.
— Ой, старье-то какое, Василий Ярославович!
— Нешто тебе кто когда новое чего приносит, Степан? Только старое да ломаное и несут. На то ты и кузнец — из старья новое делать.
— Андрюшка, погуляй маненько. Отдохнуть можешь, пока мы с гостем дорогим уговариваемся.
Зверев вздрогнул, однако увидел накинувшего шубейку мальца и успокоился, поняв, что мастер обращался к мальчишке.
— Дело у меня к тебе простое, Степан, — зевнул боярин.
— Дело у меня к тебе простое, Степан, — зевнул боярин. — Сын у меня подрос. Новик. Крестоносца на саблю уже одного взял, да на рогатину, и на лук еще врагов многих. Мыслю я, негоже ему в старой дедовской кольчуге ходить, невместно. Надобно ему новую броню сработать.
— Это дело неплохое, — согласился мастер. — И какую броню желаете? Бахтерец, юшман, — кольчугу панцирного плетения?
— То у сына надобно спрашивать. Ты какую броню себе хочешь, Андрей?
— Я? — растерялся от неожиданного вопроса Зверев. — Не думал как-то… А какие есть?
— Дык, какую скажешь, такую и сплетем, мил человек.
— А можно какие?
— Да любые, новик! — Мастер отошел от горна, хлопнул ладонью по висящим на шесте дискам: — Хочешь, зерцала тебе скуем. Токмо это, конечно, не броня. Зерцала на живот да на бока надеваются. И лучше поверх кольчуги, дабы опасные места прикрыть от удара сильного. Коли вместе соединить — то юшман можно сплести. В нем на животе и боках, где ребра слабые, пластины сделаны, а все остальное — кольчужным плетением закрыто. А хочешь, колонтарь откуем. Он почти как кольчуга, но на груди и спине небольшие пластины железные вплетены, дабы удар на большее место распределяли. Но прочнее всего, конечно же, бахтерец будет. Там пластины, как чешуя, одна на другую налезают, и по всей груди, и по спине в три слоя лежат. Пластины выгнуты, удар смягчают. При сем броня гибкой, что кольчуга, остается. Однако работы в нем много, дорогая зело броня получается… — с этими словами кузнец оглянулся на боярина.