— А как же жонка моя? — растерялся предатель. — Малые как?
— Делай, что велено, смерд, пока задницу кнутом не раскрасили, — отпихнул носатого мужика воевода. — Ишь, чего удумал — польскую кровь ради бабы своей проливать! За то у нас разговор особый еще случится!
— Саблю бы мне вернули, воевода. Неладное ведь заподозрят в усадьбе.
— Хитер! Ну, ты хитер! — хлопнул ладонями по подлокотникам воевода. — Саблю ему вернуть! А ну, глупость какую учудишь?
— А ну, ворота перед нами закроют? Странно ведь, когда боярин — и без сабли!
— Ну, до ворот тех еще далече. Пан Чекрыжный! Вели вернуть московиту пояс его с оружием. Токмо не сейчас, а как до крепости княжьей доберемся. Долго туда идти придется?
— Верст десять.
Ночевать будете уже там.
— Коли так, сворачивайте лагерь. Выступаем немедля. — Воевода Немира поднялся из кресла и скомандовал: — Коня!
Поляки забегали, опрокинули котлы в огонь, споро запрягли сани, поднялись в седла. Андрея же оставили пешком. Пешими шли еще трое разбойников — те, что захватили его в плен. Один нес под мышкой его ремень с саблей, двумя ножами, ложкой в замшевом футляре и пустой поясной сумкой. Ярыга тоже, само собой, трусил своими ногами — кто же даст скакуна безродному смерду? А вот князь Крошинский месил сапогами снег, похоже, за компанию с родственником. Его жеребца вели сзади в поводу холопы.
Знакомым путем Зверев поднялся от реки к полю. Тропу, по которой он много дней ездил к дубу играть рогатиной, занесло не полностью, и старый след придал полякам уверенности, что их ведут по дороге, а не просто куда-то в чащобу. Разумеется, в поле новик довернул не на опушку, а вдоль леса и стал тропить новый путь. Кто думает, что снег — не препятствие, пусть попробует пройти хоть десять минут, задирая при каждом шаге ноги на высоту пояса. Наст поднимался сантиметров на двадцать выше колен, и через этот бесконечный сугроб люди ломились, как сквозь пену. Минут через десять ярыга взмолился:
— Барчук, давай на поле свернем! Там снега меньше.
— Ты как меня назвал, тварь? — Андрей без колебаний съездил ему по зубам.
Поляки одобрительно засмеялись, предатель утерся, отступил чуть назад.
Однако новик мужика послушал, отвернул с занесенной дороги влево, к середине поля. Высота сугробов и вправду понизилась до колен — похоже, с открытого пространства ветер снег сдувал, а под деревьями, наоборот, наметал. Идти стало легче, и разбойники даже разошлись чуть в стороны, тропя каждый свою дорожку. Тем не менее, устали все изрядно, дышали тяжело, никто ни о чем не переговаривался.
Где-то через час по сторонам от путников из-под снега начали выглядывать чахлые деревца — крученые, как наркоманы, березки, сосенки со считанными иглами.
— Да это Суриковская топь! — забеспокоился ярыга. — Паны, топь это бездонная! По ней ни летом ни зимой хода нет. Повертать надобно.
— Ты меня не утопишь, кузен? — с трудом выдохнул вопрос князь Крошинскнй.
— Тебя не утоплю, — пообещал Зверев.
— Да топь, паны, ей-богу топь, — перекрестился ярыга. — На погибель он вас ведет!
— Мы в сторону усадьбы княжеской идем, подонок? — оглянулся на него новик. — Отвечай!
— Ну, в сторону усадьбы, — недовольно признал перебежчик.
— Путь самый короткий, так? Ну, а тропу через болото я знаю.
— Через Суриковскую топь хода нет.
— Заткнись, урод. Я ведь первым иду.
— Это верно, — подал голос покачивающийся в седле пан Чекрыжный. — Коли провалится — то первым. А мы завсегда к усадьбе его возвернуться сможем. Так, московит?
— Так, так, — согласился Андрей.
— Полян, Ижка, вы за ним все же приглядывайте. Как бы не скакнул куда в сторону по тропе тайной.
Холопы, что шли возле новика, угрюмо глянули на Зверева.
— Не бойтесь, — улыбнулся им Андрей. — Вам утонуть не суждено. Это я точно знаю.
— Ты иди, иди, — подтолкнул его тот, что нес оружие. — Я на болоте ночевать не хочу.
— Не распускай руки, холоп! — моментально вспылил Крошинскнй.
— Он хоть и полонянин, а боярин родовитый — не ты, смерд вонючий!
Андрей оглянулся. Польская рать вытянулась в длину чуть не на километр, хвост ее еще только подступал к краю болота и находился в полной безопасности. Да и вообще: что-то больно спокойно тут было для смертоносной топи. Хотя предупреждения ярыги свое дело сделали: пан Чекрыжный от проводника метров на пятьдесят отстал. Опасался провалиться, коли голова колонны в яму какую ухнется.
Тут под ногой что-то чавкнуло, оставшийся след быстро наполнился водой.
— Я упреждал, упреждал! — радостно взвизгнул перебежчик.
Зверев остановился.
— Ты чего, кузен? — поинтересовался князь.
— Опасаюсь, как бы с тропы не сбиться, — перекрестился Андрей. — Пожалуй, помолюсь я, прежде чем дальше идти.
Он опустился на колено прямо в снег, плюнул в ладонь и со всей силы, как можно глубже, загнал вниз руку, растопырив на ней пальцы в «лягушачью лапку». Пальцы ощутили прикосновение неожиданно теплой влаги, и новик негромко забормотал заветные слова.
— Странно ты молишься, кузен, — хмыкнул Крошинский. — Ровно на стену запрыгивать сбираешься.
— Как умею, — ответил, выпрямляясь, паренек. — Кажется, вспомнил, куда дальше идти. За мной!