— А вот псковичи, отец. Ты обмолвился, они завсегда подраться готовы — ты с собой какую-то ватагу, кажется, подговорил. Они как — владеют кем-то, или это ими владеют?
— Это скобари, что ли? А ты видел, как они живут? Власти никакой не признают, как чего хочется — толпой сбираются да орут до хрипоты. Вече называется. Не бояре, конечно, бестолковы сильно. Но и не рабы.
«Все, — понял Андрей. — Нокаут». Других аргументов он придумать не смог.
— Смотри, косуля!
Из кустарника выскочило коричневое существо размером всего втрое больше зайца, с острой мордочкой и маленькими рожками и помчалось влево от всадников, к широкому кочковатому полю, на котором торчали отдельные куцые деревца.
— Ты чего, сын? — выждав пару минут, поинтересовался боярин. — Косуля! Или ты оленины не ешь?
— Ой-ё-о… — за разговором Андрей как-то забыл, что он на охоте, а не на сайте на научном диспуте. — Пош-шел!
Косуля времени зря не теряла и успела устрекотать почти на полкилометра. Правда, и скакун Андрея отдышался, так что в галоп перешел легко и теперь стремительно сокращал дистанцию.
Вот уже до белого пятнышка под торчащим хвостиком четыреста метров. Вот уже триста… Двести…
— Стой!!! Стой!!! Сто-о-ой! Барчук, стой! Стой, барчук!
Уже сто метров. Всего ничего!
— Сто-о-о-о-ой! Стой, Андрей!!! Ба-а-рчу-у-к!
Зверев оглянулся и увидел, что позади, метрах в трехстах, мчатся двое холопов, Пахом и даже боярин.
— Сто-о-ой!
Не понимая, что происходит, он все же натянул поводья, переходя на шаг.
— Стой! — вырвался вперед красный, как рак, Пахом. — Стой, барчук, топь там дальше! Провалишься!
После такого предупреждения Андрей, естественно, повернул коня, остановился. Глянул на болото. Легконогая косуля весом от силы килограммов десять бодро прыгала через кочки, то ли не зная о топи, то ли уверенная в своей безопасности. Она же не конь со всадником — пройдет.
Добыча, до которой он уже почти дотянулся, нахально уходила все дальше. Сердце барчука кольнула острая обида — и руки сами собой скользнули назад, рванули крышки саадака. Лук, стрела… Косуля ухолила почти по прямой, от него к горизонту, так что упреждение ни к чему. Расстояние — метров двести-двести пятьдесят. Ерунда.
Он зацепил кольцом большого пальца струну тетивы, поставил комель в кулак, не отрывая взгляда от дичи, облизнул враз пересохшие губы, застыл, сливаясь с движениями цели. А потом резко выпрямил левую руку, одновременно оттягивая правую к уху.
Т-теиь! — струна больно ударила по запястью, на которое он не удосужился надеть браслет. Косуля ушла куда-то вниз, оставив на виду только рожки.
— Мимо… — холодной волной окатило тело разочарование.
И тут зверек неожиданно подпрыгнул, решив перемахнуть какую-то кочку.
И тут зверек неожиданно подпрыгнул, решив перемахнуть какую-то кочку. Стремительный штрих, рассекавший воздух, достиг ее тела, рывком швырнул вперед — косуля рухнула на снег, привстала, упала снова и больше уже не шелохнулась.
Андрей опустил лук и коротко выдохнул:
— Есть!
— Я достану! — тут же предупредил нагнавший его Белый. — Сам не ходи. Сейчас, слеги срежу и вернусь… Куда же тебя понесло, барчук? Это же Суриковская вязь! Топь бездонная! Забыл?
— Так ведь зима же, Пахом. Замерзло все.
— Суриковская вязь, барчук! Она никогда не замерзает, в самые лютые холода парит. А где не парит, там завсегда все и проваливаются. Болотник, вестимо, здесь обитает. И навки зловредные. А може, ключи теплые бьют. Уж сколько народа тут сгинуло — не счесть! Видишь, где деревца — там человеку встать еще можно. А где тишь да гладь, туда и смотреть боязно. Везде топи. О прошлом веке, сказывают, зимой гать в сторону княжеской усадьбы положить пытались — так даже гать в болото ушла, и смердов трое утопло. А морозы трескучие стояли, иначе и не посмел бы никто.
— Давненько я таких выстрелов не видел, сын, — нагнал их Василий Ярославович. — Давно… Тут ведь сажен полтораста было, не менее. Да, такую удаль и при великокняжеском дворе показать не зазорно. Медведя задавить любой увалень способен, а вот за полтораста сажен косулю в прыжке подловить… Да, сын, пора тебе в новики бриться. Достоин!
Пятый крест
В поход с Василием Ярославовичем отправилось тридцать холопов, пять саней и больше полусотни коней — три десятка под седлами и еще столько же заводных, что шли вовсе налегке. Весь груз — мешок с морожеными половинками куриц, еще такой же с судаками, несколько сумок овса и запас крупы — поместился на санях. Да и те все равно оказались почти пустыми.
Проводы были короткими. Боярыня всплакнула на крыльце, по очереди поцеловала Андрея и мужа, перекрестила их и закрыла лицо ладонями. Холопы в это время уже выезжали за ворота. Хозяева поднялись в седло и двинулись следом.
Тропить снежный наст путники не стали — свернули за воротами к реке, скатились на лед и двинулись вниз по течению. По узенькой речушке ехать приходилось по одному, а сани едва вмещались от берега до берега. Но уже через два часа пути, верст через десять, путь реке преградила наезженная дорога метров десяти шириной. Река нырнула под бревенчатый мост, а путники выбрались на тракт и повернули налево. Теперь холопы сомкнулись по двое в ряд, разбившись по полтора десятка, впереди и за санями, и отряд сразу обрел внушительность: поблескивали вскинутые к небу наконечники рогатин, грозно свисали с ремней сабли, многозначительно покачивались на боках коней щиты.