— Как прикажешь, господин. — Татарин с длинными, опущенными вниз усами почтительно склонил голову, потом повернулся к Звереву, широко размахнулся и сбил его с ног, начал пинать ногами.
— Тебе же… приказали… — выдавил Андрей и опять потерял сознание.
Снова он пришел в себя от неожиданного холода: его волокли через реку прямо по дну. Отфыркиваясь, он извернулся, вскочил на ноги, немного пробежал, опять упал, взвыв от боли в ноге. Его проволокло еще несколько метров, и он опять, поймав момент, вскочил. Бежать на больных ногах было все же лучше, чем обдирать кожу о камни и песок. Пояс с оружием куда-то исчез, сапоги — тоже. Веревка от связанных рук тянулась к седлу татарина в блестящей от сала кольчуге. Он скакал, не оглядываясь, нисколько не интересуясь судьбой пленника. Звереву оставалось только одно: бежать следом.
Пытка бегом закончилась только в темноте. Едва князя перестали тянуть, как он сразу упал и перекатился на спину, пытаясь оторвать ступни от земли, дать им хоть немного отдыха — но даже на это сил не оставалось. В таком состоянии у него и мысли не возникало о побеге. Если бы ему предоставили выбор — он предпочел бы побегу смерть. Чтобы немножко боли, но зато потом — никаких мук.
Разумеется, его мнения никто не спрашивал. Подступили пара татар, развязали руки спереди, стянули их за спиной, отволокли Андрея к остальным пленникам, кинули, словно куль, в общую кучу и ушли веселиться. В лагере раздавался смех и громкие разговоры победителей, витали запахи жаркого, рекой текло вино, стонали и плакали насилуемые пленницы.
— Господи, ну почему меня не убили? — взмолился о такой малой милости Андрей.
— Тише, Лисьин, потерпи, — шепотом посоветовал Трошин, тоже оказавшийся среди пленников. — Мы на государевой службе были. Известно, за счет казны выкупать должны. Выкупят. Дойти только надобно, не помереть. Ты держись.
— Как же это случилось, боярин? Откуда они…
— Вестимо, откуда. В другом месте где-то Суру перешли, селения разграбили, а назад через наш брод двинулись. Кто же их ждал со спины?
— Это я виноват, — стукнулся затылком о землю Андрей. — Дозоры и в тыл надобно было посылать. Вас всех в броне заставлять ходить, и с оружием, со щитами.
— Ты и заставлял. Это мы, дураки, не слушались. Ты, княже, силы береги. Они ведь нас еще верст двести гнать будут. А то и триста.
— Какие версты? Я утром вообще не встану. Меня сейчас на волю отпусти — и то лежать останусь.
Но Андрея утром подняли. Самым банальным способом: накинули петлю на шею и поскакали вперед. Едва не задохнувшись, князь Сакульский волей-неволей поднялся на ноги и побежал.
Покормить пленников никто не удосужился, напоить — тоже.
За весь день Звереву удалось хлебнуть чуток воды только один раз: увидев ручей, Андрей просто упал в него лицом и успел сделать два глотка, прежде чем петля рванула его за шею, едва не оторвав голову. Если бы петля была скользящая — он преставился бы еще до полудня. Но и так к вечеру он повалился на землю полузадохнувшимся, плохо соображающим существом. Все человеческое из князя, похоже, вылетело где-то перед ручьем. И опять никто не удосужился ни покормить, ни напоить пленников. Лошадей поили, полон — нет.
Татары добились, чего хотели. Новым утром из двух десятков пленных холопов не поднялись с земли трое. Но это ничуть не смутило разбойников. Всех остальных подбодрили плетьми, накинули на шеи петли — и пожалуйте в путь. Андрей попытался мысленно прикинуть, что это такое: двести верст. Получалось, дней восемь непрерывного бега.
— Лучше бы я умер сразу, — в который раз взмолился он. — Все равно все передохнем. Но так хотя бы обошлось без лишних мук.
В этот день им повезло только в одном. На пути встретился ручей шириной в три шага. Люди падали в него и, пока их волокло по дну — пили, пили, пили.
Но вечером выяснилось, что пленников осталось всего десять. В этот раз их бросили ночевать между двумя телегами, к одной из которых была привязана невольница — девушка лет восемнадцати. Она была совсем рядом — достаточно руку протянуть. Но Андрей на нее старался не смотреть, а уж тем более — не стал заговаривать. Ведь именно они должны были защищать всех этих людей от казанцев, как раз по их вине она оказалась во власти бандитов. И не хотел смотреть, а пришлось. Мимо проходил татарин с покрытым оспинами лицом, остановился, довольно заржал:
— Что, русский, твоя баба мужика хорошего ждет? Будет ей мужик! Смотри, русский, что мы с девками твоими завсегда делаем и делать будем. — Он начал развязывать штаны, пнул девушку ногой в бок: — Чего сидишь, рабыня? Не видишь, хозяин пришел!
Невольница поднялась, задрала юбки, встала на четвереньки. Насильник пристроился сзади и тут же принялся получать удовольствие. Его жертва молчала и терпеливо ждала, когда все это кончится. А Андрей… Ученик колдуна вспомнил об одном очень хорошем заклинании. О заклинании, для которого нужна человеческая жертва. И он начал негромко нашептывать заговор Стречи, ночной богини, способный усыпить даже воду. Через несколько секунд и насильник, и пленница распластались рядом в пыли, мирно посапывая. «Не забыть бы потом девицу от заговора освободить», — отметил для себя Зверев и приготовился к долгому ожиданию. Он был не в том состоянии, чтобы бродить по лагерю и что-то, кого-то искать. Но если жертва пришла к нему сама — грех не воспользоваться.