Заклинатель

Зверев, приоткрыв створку, высунул наружу голову. В горнице над лестницей было пусто и, главное — тихо.

В горнице над лестницей было пусто и, главное — тихо. Никто, опасаясь обнаружения, не убегал.

— Так вот, други, — продолжил Кошкин, когда новик плотно затворил дверь. — Великий князь Иван, сказок и книжек начитамшись, такую волю высказал: собрать для него по всей Руси юных дев, сколько ни найдется, и привезти в Москву, пред его очи. Каковая из оных самой красивой, милой и разумной окажется, ту он пред Богом и людьми своею назовет. Женой, великой княгиней сделает. Понятно?

На некоторое время в горнице повисла тишина. Спустя пару минут боярин Петр Катанин недоверчиво переспросил:

— Сиречь, из простых девок выбирать станет?

— С отроком все понятно, бояре, — понизил голос хозяин дома. — Ему, вестимо, и невдомек, что в Кремле твориться станет, коли всех девок юных со всей Руси свести. И какой вой по весям подымется, и что рассмотреть всех единому человеку не по силам. Однако же указ есть указ, и сполнять его надобно. Как сможем. Мыслю, сотни дев ему для выбора достойного хватит, что скажете?

Гости промолчали, и боярин Кошкин продолжил:

— Стало быть, други, так решим. У вас у всех свои родичи есть, дщери, сестры на выданье. К осени, до Рождества, свезите их всех сюда, на смотрины. Неча всякому люду в деле важном мешаться. Коли из наших дев кого выберет, то, считай, всей братчиной с царем породнимся. Кто бы из нас в семью царскую ни вошел, мы ведь завсегда братья. Так, други?

— Так, так! Истинно так! — согласились гости, многие из которых, подтверждая свою честность, крестились и кланялись на красный угол.

Судя по всему, братчина намеревалась крепко держать государя в своих руках. Как говорится, отныне и до века. Приюту худородных приходил конец. Он превращался в братство власти.

— А теперь в трапезную, братья. Я изрядно устал за этот день. И… и… и… Ах, да! Боярин Василий, тебя с сыном завтра во дворец возьму. Послов казанских встречаем — вот на приеме государю и покажетесь. Хороший повод, дабы о встрече особо не спрашивать.

— А что с послами? — поинтересовался Василий Ярославович.

— Сафа-Гирей опять отличился. О прошлом годе клялся всячески великому князю в любви и верности, а зимой нынешней три его хана перешли Волгу, вторглись в земли вятские, нижегородские, муромские, изрядно их разорили, полона угнали тысяч двадцать, коли не более, и назад невозбранно ушли. Начали мы рать для визита ответного под Нижним Новгородом сбирать — ан от хана посольства покаянные одно за другим пошли. Дескать, пьян он был сильно несколько седьмиц и не ведал, что ханы казанские учудить удумали. Прощения, мол, за все случившееся просит, саблю целует, клянется, что дружбе верен и ничего подобного впредь не дозволит.

— Врет. — Высказал свое мнение Андрей.

— Это ясно, что врет, — пожал плечами Кошкин, — да Дума считает, поход лишний токмо обозлит соседей наших, на новые набеги подвигнет. Миром все решить желает. Хотят лишь истребовать, чтобы полон татары вернули.

— Пусть тогда и убитых оживят, — угрюмо присоветовал Зверев.

— Как в Думе сидеть станешь, друг мой, — улыбнулся Кошкин, — тогда о сем с князьями тамошними и поговоришь. А ныне нам туда ходу нет. Токмо узнавать об их воле остается. Пойдемте, бояре…

За разговором отец и сын Лисьины отстали от остальных мужчин, и Андрей рискнул негромко спросить:

— А разве хорошо будет, отец, коли мы одни своих невест государю покажем? Он ведь ко всем обращался. Несправедливо получится к прочим…

— А разве хорошо будет, сынок, коли кровь за государя мы проливали, живота не жалеючи, а в родственники к нему иной кто проникнет, кто и пальцем в защиту княжича не шевельнул? Коли желали трусы жить в покое и праздности, за Ивана не заступались, пусть и дальше так живут.

А ты саблю в его защиту обнажить не побоялся — тебе, по совести, его другом и впредь надлежит быть. Так что верно Ваня сказывает. Своих невест привезем. Из них пусть и выбирает достойную.

Они не спеша спустились в трапезную, где на свежих скатертях уже стояли латки с языками, лосиной и зайчатиной, блюда с жареными курами, их желудками, печенками, бараний сандрик, потроха, свинина, ветчина, тушенные в сметане караси, соленые и маринованные грибы, а для успевших «устать» — двойные щи, студень, кислая капуста. Однако к столам никто не торопился, ожидая самого главного.

Наконец настал этот сакральный момент:

— Братчина!!!

Четверо холопов внесли в трапезную потертую оловянную чашу примерно двухведерного размера, до краев полную ароматного пенного пива, еле слышно шипящего пузырями. Наверное, сейчас боярин Кошкин, который успел, встав у трона, получить свои первые щедрые подарки, награды и подношения, мог бы вместо этой братчины купить и другую, из драгоценных металлов, украшенную самоцветами и жемчугами. Но все же было что-то символичное в том, что союз друзей скреплялся не чем-то пышным и сверкающим, а старой, дешевой оловянной емкостью, напоминавшей о том, что дружба сильна не золотом. Дружба крепка готовностью каждого оторвать что-то от себя ради общего дела. Пусть даже — всего лишь ради шумной пирушки.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98