— Ну, боярин Андрей, давай выпьем за твое звание новое. Чтобы пришла к тебе, боярин, новая слава ратная, чтобы не было тебе на поле бранном боли и горести…
Воротынский перекрестился, выпил. Зверев последовал его примеру. Хозяин тут же наполнил кубки снова, взял свой в руку, откинулся на спинку стула:
— А скажи мне, боярин, откуда к тебе хитрость такая пришла: гуляй-город во время сечи поставить?
— Если честно, княже, о гуляй-городе я не думал, — признался Зверев. — Я хотел сделать такую… избу на колесах. Чтобы в ней по полю боя ездить и из пищалей всех врагов расстреливать. А они чтобы никого внутри достать не могли.
— Навроде осадной башни?
— Да, — кивнул Андрей. — Но она оказалась очень неуклюжа, тяжела. Посему я на это дело рукой махнул. А щиты остались. Они сами по себе намного легче, их пара человек переместить или поднять сумеют. За ними от стрел можно прятаться, от врага всякого, и их тоже на колеса можно поставить. Вот и опробовал. И, как мне кажется, получилось неплохо…
Отворилась дверь, три румяные девки в сарафанах с синей клетчатой грудью и в синих платках принесли блюда с пряженцами, с фруктами, с пастилой, халвой, курагой и изюмом.
— Пироги откуда? — придирчиво поинтересовался Воротынский.
— Хозяюшка велела принесть, — поклонилась одна из девок. — Сказывала, не кушали давно, а мальвазию наверняка пьете.
— Ишь, следит, — хмыкнул Михайло Иванович. — Передай, гость у меня. Молодой боярин Лисьин, о котором я сказывал.
Андрей же прислушался к странному шуму. Будто смеется кто-то недалеко. Прямо за окном. Голос женский, не детский.
— А я вот поразмыслил на досуге, как удобно бы твой гуляй-город разгромить при нужде. Вроде и стены низкие, и бьют пищали недалеко, и заряжаются долго. Простой лестницей одолеть можно. Кинуть на щиты да поверху перебежать. И лезть не надо. С ляхами да свенами воевать легко, всегда стрелами отогнать можно. А у татар да османов луки не хуже наших. В перестрелке увязнешь, столько же, сколь и они, людей потеряешь.
— На поле боя с лестницей в руках? — прихватил горсть изюма Зверев. — Такого неуклюжего, с занятыми руками ратника враз зарубят. Не дойдет. Конница встретит и порубит.
— Лестницы можно в середину правильного строя спрятать. Плотный строй не каждая конница одолеет.
— Никакой плотный строй не устоит под картечными залпами.
— Твои пищали стреляют шумно, да недалеко. С лестницами до стен всего шагов двести пробежать останется.
— А конница? Что ей толпа рыхлая, без строя, да еще с лестницами вместо копий. Враз стопчут.
— Я про гуляй-город твой говорю, боярин.
— И я про него, княже, — улыбнулся Андрей.
Враз стопчут.
— Я про гуляй-город твой говорю, боярин.
— И я про него, княже, — улыбнулся Андрей. — Я так мыслю, у каждого оружия свои достоинства и свои недостатки есть. Рогатина для удара с хода хороша, но в тесной рубке бесполезна. Сабля хороша в рубке — но с нею в плотный строй не врежешься, тут же на копья поднимут. Пехота, что в армиях западных используется, медлительна, для удара стремительного бесполезна. Коли рыхлой массой идет, то даже горстка всадников толпу без вреда для себя вырубит. Но снаряжение для нее дешево, плотный строй копейщиков опасен даже для кованой конницы, да и при штурме городов в проломы, кусками стен заваленные, только пехота пробраться способна, конницу туда не кинешь. Еще конница очень уязвима для стрел. Конь — это ведь мишень большущая, в него и за полверсты попасть можно после пяти-шести попыток. А кольчугу на него не наденешь — свалится с ног от такой тяжести. Зато стремительна конница, слитным копейным ударом в чистом поле любого врага за минуту способна опрокинуть и истребить. Мой гуляй-город стрел совсем не боится, а в ближнем бою огрызаться свинцом может страшно. Но медлителен, этого отрицать нельзя, еще медленнее пехоты ходит. Зато коннице бить в него бесполезно. Лошадью бревенчатого щита не сломаешь. А кто из врагов в щели проскакивать станет — так то уже не плотный слитный удар получится, а так, шальные бойцы, которых прибить несложно. Абсолютного, самого лучшего оружия не существует. У каждого разные стороны имеются. Зато если разные виды вместе применить, то можно сильную сторону каждого использовать, а слабую — затушевать. В гуляй-городе, за стенами, кованая рать отдохнуть может, лошадей раненых заменить, от стрел укрыться. Зато коли пехота чужая на штурм пойдет — она эту пехоту легко изничтожит и те же стены от лестниц защитит. Вот и будут конница с гуляй-городом друг друга дополнять, усиливать.
— Складно сказываешь, боярин Андрей, да токмо сам же обмолвился: медлителен больно гуляй-город. Куда ему с конницей заодно быть? Коли кованая рать на рысях пойдет, так только пыль из-под копыт! Что ей проку от твоих щитов?
— Я бы с этим согласился, княже, — кивнул Зверев. — Да только разве мало мест на поле брани, которые защищать, а не захватывать надобно? Например, лагерь войсковой с припасами, с добром нашим, ранеными. Может, брод, дорогу или колодец, ради которого сеча затеяна. Опять же, Михайло Иванович, иной раз счастье ратное и русским изменяет. Без гуляй-города в таком разе враг гнать нас будет верста за верстой, пока всех, кого найдет, не перерубит. А так за стены бревенчатые можно спрятаться да дух перевести, силами собраться, новый удар подготовить. А враг пока пускай бревна зубами грызет, в щиты бьется. Согласись, княже, коли ратники уверены в тылу своем, в прочном тылу, без сомнений — то и в атаку шальную идти легче. Без страха, без оглядки. Неудача случится — гуляй-город спасет. Удачным наступление выйдет — так ведь он в землю не вкопан, его можно следом за наступающими катить. Чтобы ежели что — тут же опять крепко в землю вцепиться. Али не прав я в чем-то, княже?