— И вот река Бхагиратхи, — продолжил он, быстро выложив нож. — А здесь… — он поставил солонку, — Сирадж-уд-Даула, последний наваб Бенгалии. Враг. Ему девятнадцать лет, и у него темперамент разъяренной кобры. И армия из пятидесяти тысяч человек, восемнадцати тысяч лошадей, пятидесяти трех пушек и сорока сотрудничающих с ним французов.
Альф внезапно оживился. Легко заметить, что он так же увлечен военной историей Британии, как я ядами.
— Дальше к западу стоит Клайв с тридцать девятым полком. Роберт Клайв. По профессии он даже не военный, если уж на то пошло. Он бухгалтер. Бухгалтер! Но британский бухгалтер. И, несмотря на это, однажды он привел своих людей на битву сквозь бурю, когда гремел гром, вспыхивали молнии. Туземцы подумали, что это какой-то бог войны.
Альф вздохнул.
— Были деньки, да, были деньки. Тогда, под Плесси, у него были три тысячи двести человек и девять ружей.
Тогда, под Плесси, у него были три тысячи двести человек и девять ружей. Сезон дождей. Льет как из ведра. Противник превосходит нас больше чем в пятнадцать раз. Как ты думаешь, что сделал Клайв?
— Атаковал, — предположила я.
— Да еще как атаковал, — сказал Альф, взмахнув сахарной ложкой и бросив ее на стол так, что она подпрыгнула. — Сурадж-ад-Даула драпанул на верблюде, только пятки сверкали.
Он сбросил вилки и ножи армии наваба со стола на пол.
— Уберу попозже, — сказал он. — Пятьсот трупов. Потери британцев? Двадцать два трупа и пятнадцать раненых.
Я присвистнула.
— Как такое может быть? — спросила я.
— Наваб не сумел сохранить порох в сухости, — объяснил Альф. — Нельзя воевать с мокрым порохом.
Я с умным видом кивнула.
— Очень любопытно, — сказала я. — Что с ним стало?
— С навабом? Через неделю его казнил его преемник.
— А с Клайвом?
— Он перерезал себе горло много лет спустя в Лондоне.
— Бе-е-е, — выдохнула я, хоть мне и было интересно.
— Полагаю, ты удивляешься, почему я все это тебе рассказываю, — продолжил Альф.
— Немного, — призналась я.
— Потому что, — сказал Альф, внимательно наблюдая за моей реакцией, — одним из офицеров Его величества (это был Георг Второй, имей в виду) Тридцать девятого пехотного полка был предок миссис Ридли-Смит.
Я втянула воздух.
— Миссис Ридли-Смит? Жены члена городского магистрата? Матери Джослина?
— Именно, — сказал Альф. — Мир полон чудес, не так ли?
— Но откуда вы это знаете? — поинтересовалась я.
— Мне сказал старик Битти. Он работал садовником в Богмор-холле с юности до старости, лет шестьдесят или даже больше. Я ему помогал. Я был тогда совсем мальчишкой, но старик Битти радовался, что ему есть кому рассказывать свои истории. Прекрасным рассказчиком он был, старик Битти. Очень был им предан, Ридли-Смитам. Член городского магистрата привез его из Индии присматривать за садом. Из самой Калькутты. Великолепные цветы, говаривал старик Битти. Чертовски великолепные.
— Секундочку, — вмешалась я. — Я запуталась. Член городского магистрата Ридли-Смит был в Индии?
— В юности. Служил кем-то вроде окружного судьи. Познакомился там с женой. Ада, вот как ее звали. Ее семья жила в Индии целую вечность. Британцы, конечно же, но они жили там много поколений. Джослин родился там.
— А его мать?
— Она умерла.
— Она умерла, когда он родился?
— Так рассказывал старик Битти.
Ага! Вот, значит, как. Миссис Ридли-Смит действительно была той женщиной с печальными глазами на фотографии у Джослина.
— Она болела? — спросила я. — Имею в виду, до рождения Джослина.
— Она была нервной, — ответил Альф. — Закрытой. Проводила все время со своими солдатиками.
Он наблюдал за мной, улавливая мою реакцию.
— Солдатиками?
— Оловянными солдатиками. У нее были тысячи.
Я не могла поверить своим ушам. Оловянные солдатики? Взрослая женщина играет с оловянными солдатиками?
— Она покупала их для Джослина? — уточнила я.
— Нет, она же умерла, когда он родился, помнишь?
— Возможно, она берегла их для него, когда он вырастет.
Альф улыбнулся.
— Нет. Она играла в них с детства. Получила в наследство от своих предков-военных. Каждый из них добавлял что-то в коллекцию. У нее было такое хобби.
У нее было такое хобби.
— Солдатики, — повторила я. Никак не могла поверить.
— Солдатики, — сказал Альф, наклоняясь и подбирая упавшие столовые приборы один за другим. Разложил их аккуратными рядами на столе и, бережно помещая в позицию, стал давать им.
— Вот Первая дивизия, — говорил он. — Первый мадрасский европейский полк. Вот Вторая дивизия — Первый мадрасский и бомбейский европейский полки. Третья дивизия. Его величества Тридцать девятый пехотный полк. В одном их них — бог знает в каком — служил ее пра-пра-пра-какой-то-прадед. Четвертая дивизия, Бомбейский европейский полк, две тысячи сипаев, местных солдат-пехотинцев, Первый бенгальский полк, Королевская артиллерия. — Вот и все, — закончил он. — У нее были все участники.
— А что насчет наваба? — спросила я. — И его пятидесяти тысяч бойцов?
— О, они там тоже были, — спокойно сказал Альф. — Старик Битти говорил, что у нее была маленькая игрушка для каждого из них. До самого последнего бенгальца.
Он дал мне возможность все это переварить.
— Вы хотите сказать… — начала я.
— Именно, мисс, — сказал он. — У нее была специальная комната. Она держала ее на замке, словно сокровищницу, так вот. Никому не позволялось туда входить, кроме нее. Только старик Битти знал, что там, потому что один раз его позвали вынести ее из комнаты, когда она потеряла сознание. Но это не помешало ему хорошенько осмотреться.
Я сдвинулась на краешек стула, глазами умоляя его продолжать.
— У нее была битва при Плесси в миниатюре. Точная копия настоящего сражения. Огромная. Горы, холмы, деревья из ершиков для чистки трубок. Река Бхагиратхи из зеркала голубоватого оттенка. Вся комната была заполнена от стены до стены, от стены до стены. Удивительное зрелище, говаривал старик Битти.
— А миссис Ридли-Смит?
— Запиралась в этой комнате и проводила там дни напролет, передвигая фигурки, разыгрывая битву при Плесси снова, снова и снова.
— А ее муж? — поинтересовалась я. — Член городского магистрата, канцлер, он не думал, что у нее…
— Проблемы с головой? Никто не знает. Никто никогда не упоминает ее имя.
Меня пробрала дрожь, надо будет поразмышлять потом над этим.
— Сейчас это называется депрессией. Раньше именовалось хандрой или чем-то в этом роде.
— А ее семья? Они тоже были такими же?
— Крепкие, как утесы, все они. Солдаты, юристы, набобы в Вест-Индской компании — много лет. Они не мешали ей играть в ее игрушки, по крайней мере, так говорил старик Битти.
— Спасибо, мистер Мюллет, — сказала я, поднимаясь с кресла и пожимая ему руку. — Мне надо идти. Не хочу, чтобы обо мне начали беспокоиться.
На самом деле мне срочно надо было поговорить с Доггером.
Вопрос жизни и смерти.
Проезжая мимо Святого Танкреда, я увидела толпу людей, слонявшихся перед входом в церковь.
Я резко затормозила.
На крыльце стоял викарий, подняв руки.
— Джентльмены… джентльмены, — говорил он.
Я прислонила «Глэдис» к стене и медленно прокралась сквозь толпу, пытаясь остаться незамеченной. Большинство людей были жителями Бишоп-Лейси, но некоторые — неместные.
Одним из незнакомцев был высокий худой мужчина в сером тренчекоте с красным галстуком-бабочкой, держащий в руках записную книжку. Рядом с ним стоял мужчина ниже ростом, одетый почти также и прижимающий камеру к глазам.
— Но говорят, это чудо, викарий. Наверняка, вы можете сказать нам пару слов.
Викарий безуспешно попытался пригладить растрепанные волосы, раздуваемые ветром.