Мартен поднес мистический камень к стеклянной перегородке. Конечно, он не был лишен недостатков, может, у него их было больше, чем у кого?либо, но вот алчным и корыстным он точно не был. Откровенно говоря, он стал обладателем бриллианта только из?за любви к Габриель. Любви неловкой, неуклюжей, незрелой, но сильной и искренней.
Мартен коснулся камнем прозрачной перегородки и, взмахнув рукой, описал широкий полукруг на поверхности стекла.
«Здорово ты придумал, парень!» — подумал Арчибальд, схватил стул и опять швырнул его в перегородку. На сей раз все получилось, как надо. Стекло разлетелось на тысячи мелких осколков, освободив Мартену проход.
— Ну и что теперь делать? — спросил Арчибальд.
— Теперь ты оставишь нас вдвоем, мне нужно с ним поговорить, — ответила Валентина.
Зона вылета
8 часов 40 минут
Луч солнца коснулся стеклянной витрины цветочной лавки и осветил наружные стены, искусно оформленные деревянными панелями. Валентина жестом пригласила Мартена устроиться за длинным и высоким рабочим столом на козлах, стоящим у входа в магазин. На нем в вазах стояли изысканные цветочные композиции, поражающие утонченным вкусом и изобретательностью.
На нем в вазах стояли изысканные цветочные композиции, поражающие утонченным вкусом и изобретательностью. Дикие ирисы в компании огненных маков, крупные головки подсолнухов в окружении пестрых тюльпанов и красных, как кровь, гвоздик.
— Знаешь, а я ведь много о тебе слышала, — сказала Валентина.
Открыв термос в кожаном футляре, она налила себе и ему по чашечке чая, и только потом продолжила:
— Габриель в последние годы столько мне о тебе рассказывала: Мартен то, Мартен это…
Она двигалась удивительно плавно и степенно, словно и не замечая, что времени осталось мало.
— И он тоже много о тебе говорил. — Валентина кивнула в сторону мужа.
Арчибальд на отдалении от них нервно прохаживался вдоль очереди пассажиров, направляющихся на взлетную полосу. Посадку уже объявили, у пассажиров проверяли посадочные талоны, и потом они покорно и молчаливо направлялись по полю, чтобы занять места в самолете, где два места были зарезервированы для Мартена и Арчи.
— Каждую неделю он рассказывал мне что?нибудь новенькое об «этом парне», — с грустной улыбкой промолвила Валентина.
Мартен смотрел на нее как завороженный: та же интонация голоса, что и у дочери, тот же поворот головы и гордая прямая осанка, те же внимательные глаза.
— Ты знаешь, почему Габриель не приехала к тебе в Нью?Йорк на свидание?
Мартен застыл, сжав губы, и некоторое время вопрос, так долго мучивший его, висел в воздухе, пока наконец Валентина сама не ответила:
— Осенью 1995 года скончалась бабушка Габриель, оставив ей письмо, где сообщала о моем состоянии. Ты только представь: двадцать лет моя дочь считала меня мертвой, и тут вдруг она узнает, что я все это время лежала в коме!
Мартен оценил драму. Он опустил голову, и его взгляд наткнулся на цветочную композицию из круглых разноцветных соцветий, среди которых воображение поражал лунный цветок. Его лепестки, казалось, были сотканы изо льда.
— Габриель узнала об этом в начале зимних каникул, когда собирала чемодан, чтобы отправиться к тебе на свидание. Это известие ее убило. Первое время она проводила в больнице, распростершись у моего изголовья, не имея даже сил плакать, умоляя меня проснуться. Три года она приходила ко мне в палату каждый день, надеясь, что ее присутствие поможет мне выйти из комы.
В зале вылета из громкоговорителя голос стюардессы приглашал последних пассажиров подойти к регистрационной стойке и предъявить посадочные талоны. Не обращая внимания на настойчивые просьбы, Валентина, не торопясь, пригубила чай из чашечки и добавила:
— У тебя нет оснований бояться, Мартен! Габриель такая и есть, как ты ее увидел в самый первый раз: она любит тебя, верна тебе и готова на все ради тебя. Пока будешь рядом, и она будет рядом с тобой. Если сумеешь жить для нее, и она сумеет.
— Да, но я не могу туда вернуться, — объяснил Мартен, показывая свой талон.
— Нет, можешь, — возразила Валентина, достав из кармана жилетки пожелтевшую бумажку, приколотую булавкой из нержавеющей стали.
Мартен стал рассматривать документ. Это был очень старый и не совсем обычный посадочный талон:
— Почему здесь не указана дата и время возвращения?
— Потому что это так называемый билет с открытой датой, — ответила она. — Ты улетишь, когда захочешь.
Он зажмурился и покачал головой.
— То есть все тридцать три года вы могли вернуться? Но почему же вы…
— Я же все слышала, находясь в коме. Я в курсе тех неутешительных прогнозов, которые делали медики относительно моего состояния. Я бы могла вернуться к жизни, Мартен, но в каком виде? После гипертонического криза в моем теле произошли необратимые изменения, меня разбил паралич.
Мне не хотелось обременять ни Арчибальда, ни Габриель. Оставшись здесь, я выбрала себе роль Спящей красавицы. Это лучше, чем быть овощем. Ты меня понимаешь?
Мартен кивнул.
— Будь добр, окажи мне услугу.
— Вы хотите, чтобы я взял ваш билет?
Валентина опустила голову. Золотые лучики восходящего солнца нежно коснулись лепестков лилии, одиноко стоящей в китайской вазе напротив.