— Для меня — да, я сразу влюбился в нее. — А вот она… ей понадобилось пять лет.
— Пять лет?
— До меня у нее был роман с известным певцом из популярной рок?группы, этот подонок мучил ее несколько лет подряд…
Взгляд Арчибальда ожесточился, мыслями он вернулся в прошлое, в семидесятые годы, и, видимо, эти воспоминания причиняли ему боль.
— Тот тип много брал от нее, но ничего не давал взамен, — продолжил он. — И еще…
— Что еще?
— Он заставил ее два раза делать аборт.
Они замолчали, и в воздухе повисла давящая тишина. Потом, не сговариваясь, оба спрыгнули в воду и вышли на берег. После того как они привязали гидросамолет, чтобы его не отнесло течением, Габриель вернулась к разговору:
— Много времени она провела с рок?певцом?
— Лет шесть. Они то сходились, то расходились.
— Шесть лет?
— Понимаешь, чем больше он мучил ее, тем сильнее она его любила. Жизнь — это странная штука. Все происходит так, будто кто?то постоянно карает тебя за ошибки, которых ты не совершал.
Они прошлись по пляжу. Дух перехватывало от такой красоты: пляж, изогнутый в форме полумесяца, скрытый от ветра отвесной гранитной скалой, открывался океану и звездному небу.
— А ты? Что ты делал все это время?
— Ждал, но получал отказ.
— Но ты все равно надеялся?
— Поначалу — да. А в конце я уже ни на что не рассчитывал. Ей нравилось быть прямодушной, она всегда искренне говорила «нет».
— Так ты страдал?
— Да. — Арчибальд кивнул. — Это чувство… даже больше чем страдание: тоска, щемящая боль в душе, просто пытка какая?то…
— А как ты мог с первого взгляда так сильно полюбить женщину, которую не знал?
— Мне казалось, что я вижу в ней то, что другие не замечают, такие ее достоинства, о которых она сама не догадывается. Наверное, я тогда уже увидел в ней женщину, какой она стала много позже.
— Папа, но так бывает только в кино или в романах…
— В жизни тоже иногда случается.
— А как ты объяснишь, что ей потребовалось пять лет, прежде чем она поняла, что ты — главный мужчина ее жизни?
Он посмотрел ей в лицо:
— Потому что она боялась быть любимой. Потому что жизнь — это очень непростая вещь, иногда она просто издевается над нами, подсовывая хорошего человека в неудачный момент.
— А ты? Ты любил кого?нибудь до нее?
— До того, как я встретил твою мать, я был несколько лет женат на одной медсестре из «Красного Креста».
— Ты оставил ее ради мамы?
— Нет. Я оставил ее, потому что слишком много думал о твоей маме, хотя в то время она и слышать обо мне не хотела. Я оставил ее, потому что изменять другому сначала начинаешь в мыслях.
— Но через пять лет мама сказала тебе «да»?
— Она не сказала «да», просто призналась, что я ее излечил.
— Излечил?
— Да, и поверь мне, эти слова стоят дороже всего на свете.
Они дошли до края бухты, и Арчибальд показал Габриель невысокий водопад, низвергающий поток воды в океан. По краю пляжа у подножия скал росли деревья: секвойи, ивы, эвкалипты и смоковница.
— Вот здесь, в этой бухте мы впервые обнялись, здесь мы любили друг друга. Нет сомнений в том, что ты была зачата именно тут.
— Избавь меня от подробностей, пожалуйста!
Он вытащил из кармана сигару.
— Тогда не трать время и любуйся пейзажем, потому что ты видишь его таким девственным, видимо, в последний раз. К нему собираются проложить пешеходную тропу, чтобы связать с автостоянкой у Орлиного Гнезда.
— Жаль, — вздохнула Габриель.
— Что делать? Такова жизнь, — промолвил Арчибальд, поглаживая мягкий и маслянистый лист туго скрученной гаванской сигары.
— Ничто не вечно, ты хочешь сказать?
— Да, все проходит. Ничто не вечно под луной. Лишь мгновение чего?то стоит.
Арчибальд отломил кончик сигары, прежде чем поднести к ней огонь. Габриель повернулась к нему и воскликнула:
— Нет! Есть вещи, которые длятся бесконечно долго, есть что?то вечное.
Габриель повернулась к нему и воскликнула:
— Нет! Есть вещи, которые длятся бесконечно долго, есть что?то вечное.
— Например?
— Любовь.
— Любовь? Нет ничего более хрупкого и эфемерного. Любовь — как костер в дождливый день: ты должен беречь и защищать его, подкладывать поленья, иначе он потухнет.
— Есть такая любовь, которая продолжается долго.
— Нет, длится не любовь, а му?ка, которую она после себя оставляет.
— Мне не нравится то, что ты говоришь.
— Если боишься услышать ответы, не задавай вопросы.
Арчибальд чиркнул спичкой, потом другой, чтобы как следует разжечь сигару.
— Но ты же все еще любишь маму!
— Да, — подтвердил он без колебаний.
— Ну вот, пока ты вспоминаешь о ком?то, кто тебя любил, и все еще любишь, значит, любовь продолжается.
— Многие хотят, чтобы так было, но я в это не очень верю.
Габриель решила не продолжать больше разговор на эту тему. Она посмотрела сбоку на отца. Кончик его сигары в темноте вспыхивал красным огоньком. Ветер по?прежнему был теплым и ласковым, волны с тихим плеском накатываясь на песок.
— Я хотел бы отдать тебе кое?что: одно письмо, — сказал он, пытаясь отыскать его в кармашке кожаной сумки, которую носил с собой, перекинув через плечо.
— Письмо?
— Да, это такая штука, которой люди пользовались раньше, чтобы общаться друг с другом на расстоянии, еще до того, как изобрели электронную почту.