Нет, он не роптал. Он стойко перенес потерю любви, пообещав самому себе: «Я ни за что не опущусь до зависти, ненависти или мести!» Он навсегда останется их другом — оберегающим и хранящим то, что ему не досталось. Ангелом, оберегающим их любовь… Он не захотел покарать и убить брата Белу, укравшего у него сердце любимой девушки. Он не захотел причинять боль самой Людвиге, а значит, Рейн любил ее намного сильнее…
Плакали сгорающие в огне дрова, источая капли душистой янтарной смолы. Заунывно плакала гитара, рождая мелодию несостоявшейся любви, плакала душа поэта, изливаясь в проникновенных строках, передающих всю красоту и возвышенность его добровольной жертвы.
Следы цепочкой на снегу…
И вот уже, не чуя лап,
Я от судьбы своей бегу,
Себе признаться не могу:
Что ранен я, что нынче слаб.
А за спиной все громче вой,
И злобно щелкают клыки,
Беги, вожак, не то с тобой
Легко расправится другой,
И помни — все вокруг враги.
Свой главный бой я проиграл,
И проигрыш тот невосполним,
Я кровью землю замарал,
Но слез из глаз не выжимал,
А что она?.. Она — с другим…
Мы все обмануты не раз,
Кто обмануться сам мечтал,
Наивной парой нежных фраз,
Случайной сменой лунных фаз
Беспечно стерт любви накал.
О, женщины, вам имя — ложь!
Как хрупок вашей страсти лед,
Разлука — шерсть мне не ерошь,
И так сжимает сердце дрожь,
Боль из души веревки вьет…
А помнишь, прошлою весной,
Ты в вечной верности клялась…
На хвойном ложе под сосной
Любовный мне дарила вой…
Другому — нынче отдалась.
О, женщины, вам имя — ложь!
Как хрупок вашей страсти лед,
Разлука — шерсть мне не ерошь,
И так сжимает сердце дрожь,
Боль из души веревки вьет…
А помнишь, прошлою весной,
Ты в вечной верности клялась…
На хвойном ложе под сосной
Любовный мне дарила вой…
Другому — нынче отдалась.
А он — способен так любить?
До слепоты, до глухоты…
Кого в разрыве нам винить?
Поддался я… не смог убить
Того, кого так любишь ты…
И вот бегу, не чуя лап…
Теряю жизнь, теряю кровь,
Силен ли тот, кто духом слаб,
Кто предан, будто жалкий раб?
Но в ком еще жива любовь…
А кровь из этих страшных ран
Цветком душистым по весне
Вдруг прорастет, презрев обман,
И вновь, неся любви дурман,
К тебе придет. Но лишь — во сне…
Внезапно дверь комнаты широко распахнулась. От неожиданности Рейн уронил гитару, чуть не угодившую в огонь. С протяжным стоном лопнула разорвавшаяся струна. На пороге стоял Бела Фаркаш…
— Они нас выследили! — надрывно закричал он, напугав Рейна своими панически расширенными зрачками, огромными, словно два озера страха и горя. — Логан все знает!
Рейн вскочил, хватаясь за клинок, лежащий на полу подле его стула.
— Что с Людвигой?
— Она в порядке! — Бела пошатывающейся походкой подошел к столу, взял графин с вином и начал жадно пить прямо из горлышка, не ощущая ни крепости, ни вкуса изысканного напитка. — Пока в порядке. Но ищейки Логана взяли наш след и уже не отступятся…
Рейн задумчиво теребил свой гладковыбритый подбородок…
— Брат, — в голосе Белы проскользнула нотка надежды, — может, ты поговоришь с Логаном и все ему объяснишь? Он тебя уважает, и если к кому-то и прислушается, то лишь к тебе…
— Бесполезно, — негодующе мотнул волосами Рейн. — Глава чалада Падших ненавидит вас — Чистых. Ведь это ваша кровь сделала нас уродами и мутантами, навсегда вычеркнув из мира нормальных людей! Логан намеренно видит в жизни только черный и белый цвета, он и знать не хочет о существовании чего-то другого, не укладывающегося в его принципы. Если он и совершает какие-то милосердные поступки, то делает это по-своему. Он даже добро — причиняет, а справедливость — наносит…
Бела обреченно поник головой:
— Тогда мы попали в западню. Людвига ждет ребенка…
— Ребенка? — гневно закричал не поверивший своим ушам Рейн. — Ребенка?! Да как ты посмел подвергнуть ее такой страшной опасности? — Он смотрел на брата с презрением. — Как мог ты обойтись с ней столь неосмотрительно и эгоистично? Ты… — Он хотел добавить «похотливое животное», но сдержался, здраво рассудив, что оскорбления ничего уже не исправят.
Фаркаш виновато отвернулся:
— Мы встречались слишком редко, — сбивчиво лепетал он, пытаясь оправдаться, — а потому напрочь забыли об осторожности…
Рейн одарил старшего брата повторным, еще более уничижительным взглядом.
Да-а-а, уж он-то сам относился к благополучию Людвиги куда как бережнее…
— Твои уже знают? — напрямую спросил он, имея в виду стаю Чистых.
— Да, — вынужденно признался Бела. — Логан выследил нас с Людвигой и стал свидетелем последнего свидания. А затем он обратил внимание на ее недомогание и сделал правильные выводы… — Голос незадачливого влюбленного охрип от тщетно скрываемых слез. — Он встретился с нашим старейшиной Калебом…
— Дьявол! — бессильно сжимая кулаки, завопил Рейн, исступленно пиная каминную решетку. Рой искр взметнулся из огня, окрасив светлые глаза мужчины в цвет свежей крови. — При заключении мира Калеб раз и навсегда категорически запретил смешивать кровь двух чаладов. А Калеба невозможно разжалобить!
— Нам конец! — потерянно схватился за голову Бела. — Людвиге удалось сбежать от охранников брата, но теперь обе ранее враждующие стаи объединились и идут по нашему следу. И Чистые и Падшие считают, — Фаркаш захохотал как безумный, оседая на пол, — что мы должны умереть…