— Спаси… — хрипло шептал он едва слышным голосом.
«Не могу! — хотелось простонать мне. — Я не богиня, я уже не смогу тебя спасти, я хуже тебя — ведь ты-то меня спас!»
— Спаси их… всех! — добавил он, требовательно напрягая израненную шею и силясь заглянуть в мои глаза. — Всех до единого…
— Обещаю! — клятвенно прорыдала я. — Людей, лугару, ликантропов! Я спасу их всех.
— Хорошо! — Нежная улыбка осветила его лицо, делая его невыразимо прекрасным. — Я устал, я посплю… — Его веки опустились, под черными ресницами обозначилась темная трупная синева, — Посплю…
— Спи, милый! — против своей воли разрешила я. — Когда-нибудь мы встретимся снова, там, где уже не будет боли и страданий…
— Скажи, — собрав последние силы, вдруг требовательно вопросил он, — только честно: ты могла бы меня полюбить?
— Да! — ничуть не кривя душой, страстно выкрикнула я, благоговейно прикасаясь губами к его лбу. — Да, всем сердцем!
— Хорошо… — Он улыбнулся так счастливо и умиротворенно.
— Да, всем сердцем!
— Хорошо… — Он улыбнулся так счастливо и умиротворенно. — Мне хорошо… — Последний легкий вздох сорвался с уст Дьюлы и нежно скользнул по моей щеке, становясь нашим единственным поцелуем…
А потом я еще долго сидела и плакала, баюкая в своих объятиях его холодеющее тело…
Мы сами виноваты в большей части настигающих нас бед. Мы не умеем жить. Вернее, то, как мы существуем, вряд ли стоит называть полноценной продуктивной жизнью. Мы давно перестали созидать и творить, но эгоистично привыкли разрушать и потреблять. Вошли во вкус никчемного паразитирования. Мы едим, спим, испражняемся и спариваемся, намеренно игнорируя немудреную истину Маленького принца, моего любимого литературного персонажа, придуманного гениальным писателем Антуаном де Сент-Экзюпери. «Встал поутру, умылся, привел себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою планету», — говорит Маленький принц. И, прочитав эти строки, каждый из нас должен задуматься: а когда он сам в последний раз приводил в порядок свою планету? Оторвавшись от еды, сна, размножения и погони за материальными благами. Нет, наша Земля давно находится не в порядке: ведь на ней голодают дети и нищенствуют старики. На ней загрязнены вода и воздух, вымирают сотни видов животных и растений, выпадают радиоактивные осадки. На ней пышным цветом расцветают ложь, вымогательство, насилие и неравноправие.
Люди утратили право называться гуманными и милосердными, погрязнув в пороках и всевозможных грехах. Наш мир пришел в беспорядок, став вместилищем тьмы и грязи. И стоило ли при подобном раскладе удивляться тому, что наполненная нашим злом чаша перевесила, поколебав вселенские весы, чутко балансирующие между добром и злом? Именно мы сами, и никто другой, виновны в надвигающейся на мир катастрофе, призванной навсегда уничтожить изжившую себя цивилизацию. Мудрые Творцы, некогда создавшие нашу планету, были совершенно правы, желая очистить Землю от разрушающих ее людей, дабы освободить место для кого-то иного, возможно, значительно лучшего, чем мы. И следовало признать, что я их прекрасно понимаю, находя обоснованным подобную тягу к уничтожению людей-паразитов.
Меня волновало лишь одно — возможно, вместе с лгунами и грешниками предстоит погибнуть и тысячам ни в чем не повинных праведников, еще способных создать новый, лучший мир. А посему — я приняла твердое решение: я буду бороться. За это зимнее голубое небо за моим окном, за чистый снег и за играющих на нем детей. За цветы в моей вазе и за мяукающую на лестнице кошку. За идущих по улице людей, имеющих право начать все сначала. За льющуюся из приемника песню и за целующихся на скамеечке влюбленных. За весь этот мир — пусть несовершенный и запятнанный нами, людьми, но все-таки такой родной и близкий. За мир, имеющий право на еще один шанс, пускай опасный и последний. И даже если эта борьба будет стоить мне жизни, я все равно не откажусь от нее и не отступлю, как не отступили Калеб и Дьюла. С нынешнего момента я отказываюсь бездействовать и молчать. Я спасу этот мир или погибну. Я сделала свой выбор, чего бы он мне ни стоил…
Мне говорят, что дерзкой быть опасно,
Нарвусь еще на тех, кто посильней,
Мол, силы трачу на людей напрасно,
И без меня хватает в мире ахиней.
Мне говорят: «Смирись! Какое дело,
Кто чем живет, кто вовсе не живет?»
Да вот представьте, видимо, задело,
Пускай не пулей, словом на излет…
Молчать бы мне, да вовсе не молчится,
Зудит под сердцем, чешется рука,
Помилуй бог, но, кажется, стучится,
В мозгу родится гневная строка.
О том, как миру — не хватило меры,
О том, что жизнь — лишь бурная река,
На брег выносит мертвые химеры,
А вброд не сунься — слишком глубока.
Сегодня в лоб не бьют, все чаще в спину,
Нет подвигов уже — тонка кишка!
Героев не ведут на гильотину…
А режут всех во сне, исподтишка…
Мне говорят: «Тебе б не в это время,
Тебе бы при графьях, да при царях…
Помилуй бог, не изменилось бремя,
Лежащее в наш век на бунтарях.
Мне говорят: «Не рви зазря рубаху,
Освищут, не оценят, не поймут…
И не на трон, скорее уж на плаху
Таких, как ты, с усердьем отведут»…
Зачем алкаешь ты отнюдь не мира?