— Долго не продержатся, вот только Хольн Плешивый их главного здоровяка прищучит… Да и колдуны наши не в пример здоровее… Над полем разнесся неистовый вой, вокруг схватки заблистали зеленые зарницы.
— Что там, Филька? — спросил Ингви.
В этот момент Никлис навалился на рулевое весло, разворачивая судно, поле боя скрылось из виду за бугром… Филька подумал еще с минуту и предположил:
— По-моему, в схватку вступили деды, которые вчера приехали…
— Слишком поздно, дело уже, наверное, сделано, — побормотал Ингви и обернулся к рулевому, — ну теперь говори…
— А что говорить-то?..
— А все и говори — как попал сюда, как вышло, что ты здесь главным был, почему твои «ребяты» так легко с тобой согласились.
— Ну, перво-наперво, попал я в Энмар на невольничий рынок соизволением вашего величества… об чем, сказать по правде, не слишком-то и жалею.
— Да ну? — Ингви недоверчиво поднял брови.
— Точно! У нас, на Северной стороне, мне ходу в старшины не было, — ударился в воспоминания разбойник, — наш-то, старший, Пиритой-вор, говаривал так: «Ты, Никлис, дурень, профессии в жисть знать не будешь, сколь тебя, дурня, не учи» И быть бы мне при дубинке всю жисть у толковых воров на подхвате… Не судьба, значит. А в Энмаре в ту пору в гребцах на галеры была нужда великая — долго я на рынке не маялся… Купил меня купчина толстобрюхий и приковали меня цепью на той посудине окаянной, что звалась «Ронника»… Но в первом же плавании настиг нас драккар Толстого Рогли. А у викингов, слышь-ка, ваше демонское величество, обычай, чтобы вам знать, такой: кто при весле сидит — тот и мужчина. Тот достойный человек. Им что весло, что меч — в руках держать равно благородственно. Потому они энмарцев же не любят и преследуют нещадно, что те, противу такого их обычая, к веслам на цепь сажают… Кто есть толстобрюхий при мошне в каюте — тому кишки вон и Морскому царю слава! Кто при весле, как муж добрый — тому свобода и гуляй, душа… Отковали меня от весла и отпустили бы на все четыре стороны, да только… Куда править прикажете, ваше величество?
Ингви встрепенулся и посмотрел по сторонам — корабль выходил из дельты.
— Давай пока на юг вдоль берега, что ли… И дальше рассказывай.
— Давай пока на юг вдоль берега, что ли… И дальше рассказывай.
— На юг, так на юг, вашему величеству виднее…
— Никлис, посуди сам — здешних я не боюсь, хотя и с ними успел уже пару раз сцепиться, твои бывшие дружки мне опаснее, а на юг, думаю, они сейчас не сунутся.
— А они и вовсе никуда не сунутся, пока славу Морскому царю кровью не воздадут и все до последней нитки не ограбят.
— А если их побили и обратно на драккары загнали?
— Ну это вряд ли… Хотя, пожалуй, что тогда на юг вернее… Ну, стало быть, отпустили бы меня разбойники, да я сам к ним попросился — податься мне было некуда, а у них, как я поглядел, жисть веселая… И пристал я к ватажке Рогли, да один из его ребят невзлюбил меня. Раз, другой меня цепляет, ладно — мы привычны всякое сносить. Однако, гляжу, и другие на меня косо глядеть начинают и сам Толстяк. У них сносить обиды, слышь-ка, не в обычае — решат, что трус. И однажды… было это на острове Римбан, где все эти шайки из викингских походов собираются и Морскому царю славу поют, и кровь в его имя льют, а он, слышь-ка их благословляет и силу их колдунишкам дает… Так однажды, говорю, допек меня этот детина, Коги его имя — мне на сапоги сплюнул, гад… Сапоги новые… Ну, вижу, так дальше не годится — вызвал его на бой. А как я в Северной стороне на дубинках первый был — то я его рукояткой секиры так отделал! И ребра, и зубы ему пересчитал… Толком-то биться у них, у разбойников-то, не умеют… Да… Однако после этого случая решил я от Рогли Толстого уходить. Что же мне — все время за спину оглядываться, чтобы этот Коги меня ножиком втихаря не приголубил… Мне бы его прирезать, а я, дурак, живым оставил… Словом, дело так пошло, что нужно к кому другому на корабль перебираться… А тут и подвернись мне этот Моррик Черный Щит… Он видел, как я с Коги дрался, похвалил меня и к себе позвал медлингом — это вроде как боцман у энмарцев… Старшой такой на корабле — я сдуру и согласился…
* * *
— Сдуру? — переспросил Ингви.
— Ну да. Моррик-то этот берсерком оказался. Говорю же — псих ненормальный. И все дружки его — тоже берсерки. Бьются без доспехов и считают, что их сталь не берет. Берет — еще и как! Прозвище этого Моррика, Черный Щит, слышь-ка, оттого, что он, когда перед боем в безумие приходит — так край щита грызет и слюни пускает. Оттого и белый щит почернел — от слюней его, прости, Гилфинг, ядовитых. Я его, Моррика-то, потом спросил — зачем, говорю, тебе в медлинги я? Я ж не псих, как все его дружки. А он ржет и говорит — мне трезвый медлинг нужен. А я ему — я же пью как! А он мне — теперь пить не осмелишься. Как напьешься, так ляпнешь чего-нибудь грубого, оскорбишь берсерка. Тут тебе, говорит, и конец. Я не боюсь их, психов — но связываться — нет уж, не стану. Так и вышло по Моррикову слову — он пьет за двоих, а я — не моги, сижу трезвый, как… И за порядком на его судне приглядываю, пока он веселится. А что до судна — так он его по дурости потерял, еще без меня дело было. В викингские походы вдруг ходить он перестал, а взялся на ихних островах, где народ не такой боевитый остается, ездить и на поединки вызывать — таких, кто позажиточней. Кто победит — тот и имущество противника заберет. А с ним, слышь-ка, никто связываться не хотел — известное дело, берсерк… И так у него лихо дело шло, пока не наехал он с этим своим поединком к одному хозяину крепкому, бонд у них называется. А был тот бонд самому Трорму Оди родной брат. Ну Трорм вместо него и вышел на бой — вместо брата, слышь-ка. И так моего конунга отделал, что не приведи Гилфинг… И драккар его отобрал и все добро… Вот тогда Моррик мой всего лишился.
Пришлось начинать сызнова — раздобыл где-то корабль, да не драккар — лодочку малую. И команда от него почти вся разошлась к тем, у кого удача. Про Моррика стали говорить, что нет у него удачи, нет счастья… Вот и вышло, что ватажку он стал заново собирать, так и меня встретил… А я, да ребяты эти, нормальные, слышь-ка, ребяты — Никлис кивнул в сторону гребцов, — так к нему и пристали тогда и давно уж мы с ними сговорились от конунга нашего чокнутого сбежать. А тут и ваше величество случились… Эх, знал бы я тогда, на острове Римбан, что за гусь этот Моррик — ни в жисть бы к нему не подался. А то он наплел мне с три короба, да еще посулил не простым гребцом взять, а медлингом. А это в добыче, слышь-ка, доля большая… Да еще и насмотрелся я на острове том волшебном диковин всяких, ну и дал себя окрутить…
— А что ж за диковинки? — спросила Ннаонна.