Конта послушно повторил. Затем маг с учеником принялись ждать, усевшись на поваленное дерево неподалеку от дороги и закутавшись поплотнее в плащи. Спустя десять минут Конта шумно икнул, затем произнес:
— Ой!
— Ага! Что, ученик? Ты чувствуешь? Ощущаешь приближение некоего человека? Так вот — это действие заклинания!
— Прошу прощения, мастер Гельда, но меня это комар укусил… То есть потом укусил, а вначале я и впрямь словно как увидел… Человек, да не один…
— Слава Гилфингу, он наконец-то «и впрямь словно как увидел»!.. Постой, то есть как это не один? Один! Или ты более восприимчив к магии, нежели твой старый…
Послышался скрип колес — из-за поворота выехала телега.
Постой, то есть как это не один? Один! Или ты более восприимчив к магии, нежели твой старый…
Послышался скрип колес — из-за поворота выехала телега.
— Ну да, не один — с телегой.
— Уф-ф… Ты что же и телегу магически почуял, а? Странно, заклинание выявляет только мыслящие существа…
— С вашего позволения, мастер Гельда, человека я учуял, а телегу услышал. Не смазаны колеса-то. Скрипят.
— Э-э-э… Ладно. Однако человека ты почуял магически, не так ли?
— Вроде так. Я услыхал скрип колес — не смазаны колеса-то. А телега сама не едет — стало быть и человек при ней.
— И все?
— Все. А потом я, значит, это… Словно кто-то в темя меня толкнул, — Конта опасливо глянул на колдуна из-под капюшона, заметив, что учитель начинает сердиться, — потом как толкнули меня. Вижу картинку такую — едет мужик на телеге — вот этот самый мужик-то… А потом меня комар укусил, а потом вы, мастер, меня спросили… Нет, сперва вы сказали «ага», а потом уже спросили…
Поясняя свои ощущения, Конта указал рукой на «вот этого самого мужика». Тот, с опаской оглянувшись на странную парочку, поспешно отвернулся и стегнул свою сонную клячонку, торопясь миновать путников. Отъехав на полсотни шагов, мужичок еще раз оглянулся и принялся крутить рукой, скороговоркой бормоча: «Гилфинг Светлый, отец всего сущего, о Гилфинг Светлый, творец Мира, к тебе, великому, всемогущему, возношу свои мольбы…»
Маги молча проводили взглядом телегу, потом еще помолчали минут пять, затем Гельда с тяжелым вздохом продолжил:
— Итак, ученик, ты почувствовал результат заклинания. Действует оно недолго — от силы полчаса — во всяком случае у меня, а уж у тебя, наверное, и того меньше. Тем не менее я использую его для того, чтобы обезопасить наш ночлег. И заклинания хватает надолго. Как? — Гельда гордо подбоченился, — а при помощи амулета Гергуля Старого! В этом маленьком приборчике заклинание обнаружения сопряжено с заклинанием длительности действия. Точно не знаю, как старый прощелыга такое состряпал, но мне знать и не нужно. Важно, что Гергуль дал задарма мне свой секретный амулет и теперь он служит мне верой и правдой. И уже крепко пригодился, когда я обнаружил в твоей поклаже чужой медальон — помнишь? Не сомневаюсь, что его подсунул тебе Гимелиус для того, чтобы потом сподручнее было выследить. Да. И тот человек, что следил за тобой в день нашей встречи — не иначе какой-то из его Изумрудиков… Помнишь?
— Да, учитель. Это тогда, когда вы окончательно воскресли из мертвых…
— О Гилфинг, дай мне сил и терпения, чтобы сносить простоту этого юного недотепы!.. Конта, сколько раз я должен тебе повторять, что я…
ГЛАВА 5
Старик именно так и сказал — Проныра. Если я правильно понимаю, слово «фельпют» на языке островитян означает — проныра, пройдоха, словом личность, склонная к мошенничеству; но вместе с тем — человек бывалый и тертый. У Рунгача «фельпют» прозвучало, как имя собственное — Проныра… Корабль Проныры ткнулся к берегу рядом с «Листой», в воду спрыгнули несколько человек. Ого, кое-что новенькое — двое пришельцев осторожно приняли на плечи очередного человека с палубы и бережно перенесли на сухое. Насколько я помню, даже суперзнатный и могущественный Алгано Лучич не гнушался замочить ножки… Не иначе, как этот недотрога — сам Проныра…
Вновь прибывший оправил одежды и не спеша двинулся к Рунгачу, вышедшему встречать гостей в сопровождении нескольких стариков.
Мы, как подобает почетным гостям, держались несколько в стороне и позади. Проныра оказался низеньким мужичком непонятного возраста — на вид ему могло бы быть и тридцать пять, и пятьдесят. Смуглый, толстенький, слегка пучеглазенький… Когда он приблизился к группе встречающих его старых руганцев, сразу бросился в глаза контраст в одежде. Наряд гостя выглядел чистым и аккуратным, что, мягко говоря, нехарактерно для местных. Одет он был в коротенький халат и шелковые шаровары, алый кушак и здоровенный кинжал в ножнах, украшенных сверкающими бляхами, а также тяжелая цепь на упитанной груди (честное слово, золотая!) делали его прикид недосягаемо роскошным… М-да, такую красоту не грех и поберечь, заставив матросов нести себя на берег. Интересно, как он соблюдает чистоту на вечно грязной и мокрой палубе? Или она у него коврами застелена? Пожалуй, скорее всего он переоделся к встрече, а в море наряжается, как и все здешние — и попроще, и погрязнее…
Обменявшись несколькими приветственными словами с хозяином и его оборванной свитой, франт Проныра вдруг повернулся к нам и… Довольно низко поклонился мне, сложив пухлые ладошки вначале перед собой — так, что в конце поклона руки оказались выше головы. Если я правильно догадываюсь, это, согласно принятому здесь этикету — верх почтительности. А потом этот фрукт обратился ко мне на общем: