Отвечал мне Кузьма Платонович неестественно громко, видимо, для того, чтобы хозяин услышал и оценил его преданность и рвение.
— Вы не приказывали его куда-нибудь убрать? — спросил я, чтобы окончательно удостовериться, что к пропаже волка местные обитатели и дворня не имеют отношения.
— Не приказывал, батюшка, да что он тебе сдался? До того ли нам теперь! Горе-то какое!
Оставив его убиваться перед светлым, скорбным ликом хозяина, я поднялся в спальню Трегубова. Тот сидел в кресле перед окном, отставив в сторону сломанную ногу, картинно прикрыв ладонью глаза. По углам и стенкам спальни жались бледные родственники и друзья со скорбными минами.
— Это что же за варварство? — плачущим голосом спросил меня Василий Иванович. — Неужто можно посягать на такую изящную красоту!
— Можно, — сказал я. — Только я думаю, что дело много хуже, чем поломанные розы.
— Как так? — картинно удивился помещик. — Что же может быть хуже?
— Боюсь, что скоро посягнут не только на цветы, а и на нашу с вами жизнь.
— Что такое? Кто посягнет?! Кто посмеет?!
— Оборотень, — мрачно сказал я. — Проспали мы с тобой, дорогой друг Трегубов, оборотня.
— Как так? — разом забыв про погубленные цветочки, округлив глаза, воскликнул Василий Иванович. — Ванька же насмерть убитый!
— Был убитый, да куда-то сплыл. Погляди под окно. Волк пропал неведомо куда, а след от места, где он лежал, ведет точно к забору. Скорее всего, когда Вошин отсюда уползал, по пути разорил и твой розарий.
— Не может быть! — воскликнул Костюков и вскочил, забыв про сломанную ногу.
Впрочем, тотчас же упал назад в кресло.
— Нога! Ради Бога, помогите!
Домочадцы бросились к нему на помощь. Однако, он отмахнулся от них, встал на здоровую конечность, высунулся в окно проверить мои слова. Отсюда сверху след был виден еще более явственно, чем внизу. Около самого забора была заметна свежевскопанная земля.
— Кузьма Платонович, — закричал Трегубов, — где волк?
Внизу общая суета вокруг разоренной клумбы тотчас прекратилась, и все, кто там был, уставились на место, где вчера лежал труп зверя.
Платон Кузьмич только беспомощно развел руками.
— Мне один верный человек сказал, что оборотня нельзя убить простой пулей, — добавил я горечи к растерянности вчерашнего героя.
Василий Иванович растерянно на меня оглянулся.
— Так ты думаешь, он смог ожить?
— Не знаю, но если действительно ожил, нам с тобой мало не покажется! Мы самые главные его враги.
— Думаешь, он будет мстить? — как мне показалось, с надеждой на отрицательный ответ спросил помещик. — А может быть, это его кто-нибудь из мужиков утащил!
— Ага, на чучело, — скептически сказал я.
— Нужно поискать с собаками, — подсказал один из бедных родственников, находившихся в спальне хозяина. — У нас есть свора на волков.
Мысль была конструктивная. Тотчас Трегубов отдал соответствующее распоряжение. Все тотчас забегали, и минут через пять прибежали псари со сворой очень крупных собак. Собак такой породы я никогда не встречал. У них были удлиненные туловища, круглые морды, густо обросшей длинной шерстью, небольшие, с висящими кончиками, уши, почти совершенно прикрытые шерстью. Псы рвались с поводков и рычали, отпугивая зевак.
— Что это за порода? — спросил я хозяина.
— Наши, русские овчарки, — рассеяно ответил он, — погоди, вот сейчас возьмут след и отыщут этого… волка! — с надеждой в голосе пообещал Василий Иванович.
Я промолчал, наблюдая, как псари притравливают собак.
Увы, факир был пьян и фокус не удался. Овчарки брать след зверя не желали. Они бестолково толклись в палисаднике, не понимая, чего от них хотят.
— Не чуют! — прошептал кто-то за моей спиной. — Волк-то, видать, зачарованный!
— Барин, у забора подкоп! — закричал кто-то со двора.
— Нужно собирать охоту, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Трегубов, — а у меня нога сломана!
— Пойду, посоветуюсь с умными людьми, может быть, что-нибудь придумаем, — пообещал я, рассчитывая на помощь Костюкова. Похоже, он единственный знал, что следовало делать.
— Устроим облаву, куда он денется! — продолжал рассуждать вслух хозяин. — Нешто один зверь со всеми нами совладает!
Напоминать, что облавы они уже организовывали, и чем это кончилось, я не стал. Костюков и Иван с нетерпеливо ждали моего прихода и тут же набросились с вопросами. Я им рассказал все, что удалось узнать. Иван, судя по выражению лица, в оборотнях, как и я, не разбирался — смотрел с надеждой на Костюкова. Тот лежал с закрытыми глазами, бессильно откинувшись на подушку.
— Помещик хочет организовать облаву, не знаю только, будет ли от этого прок, — сказал я, не дождавшись от него комментариев случившемуся.
— Пусть попробуют, — наконец, сказал волхв. — До полнолуния оборотень будет бессилен.
— До полнолуния оборотень будет бессилен. К тому же он о трех ногах.
— Лапа тоже исчезла, — вспомнил я. — Может, и она приживется?
— Ты своей саблей ее отрубил?
— Да, я же говорил.
— Тогда не приживется. Против этой сабли он бессилен. Если бы ты его проткнул, было бы наверняка.
— Кто же мог знать! Я впервые встречаюсь с оборотнями. Раньше думал, что это сказки. А чем, кроме сабли, с ним можно справиться?