— Что же ты из полка побежал, если был первым фехтовальщиком?
— А от того и убежал, что взъелся на меня полковой командир, за это самое фехтование. Прописал мне пятьсот шпицрутенов, а от такого никто еще не выживал.
— Побил командира, что ли? — догадался я.
— Было дело. Он, полковой, мальчонка-то задиристый. Никак не хотел смириться, что я первей его…
— Как это, полковой командир — и мальчонка?
— Его в полк-то записали еще до рождения. Вот он и получил первый чин за десять лет до того как родиться, а как ему шешнадцать лет миновало, он уж в полковники вышел. Когда же воцарился Павел Петрович и вышел приказ всем, кто в отпусках числился, в полки явиться, иначе, мол, дворянства лишат, недоросли в чинах стали стариками командовать. Вот и я попал на такого.
— Когда же ты бежал?
— Давно уже, как с Дунайского похода вернулись. Из города Чернигова.
— Так ты от самого Чернигова досюда дошел?
— Не только досюда, я до самого Архангельска дошел, да тех, кого искал, не нашел. Невеста у меня там жила, Марфушкой кличут… В Приморье-то жить можно, там промыслы, и крепостных почти нет, да незадача случилась, ушли они оттудова с родителями своими. Вот я и ударился ее искать. Коли не доведется встретить, так побегу на полдень, в терские казаки.
— Как же тебе удалось столько бегать и не попадаться?
— Попадался, да поди, удержи ветер. Бог помогал, уходил. Ни нос не порвали, ни язык не вырезали.
Я представил, каково бродить по бескрайней России без денег, еды и пристанища.
— Сколько же ты уже в бегах?
— Как из Дунайского похода на зимнюю фатеру воротились, почитай почти три года.
— А почему у тебя волосы короткие?
— Это меня, — усмехаясь, ответил Иван, — в Костроме вроде как изловили, башку обрили и в колодки забили, да я все одно ушел.
— И зимой тоже бегаешь?
— Зимой еще сподручней. К обозу прибьешься и идешь не таясь. Руки дармовые всегда нужны.
— А в замок как ты попал?
Иван чуть замедлил с ответом и вильнул взглядом.
— Случай просто вышел. Притомился и решил отдохнуть. Залег в чащобе, а на меня напала темная рать большим числом. Дальше тебе самому ведомо.
Ведомо или неведомо, но ответ был слишком обтекаемый. Не похоже, чтобы «темная рать» нападала на кого ни попадя.
У меня осталось ощущение, что мы с монахом были только закуской, а Иван должен был стать «гвоздем программы». Никаких особенных доводов для этого у меня не было, подсказывала интуиция.
— А что они за люди? — спросил я, меняя тему разговора.
— Темные, или нечистые, — ответил он, отводя глаза. — Мне неведомо…
В это я тоже не поверил.
— Так говоришь, ты был в Дунайском походе? — поинтересовался я больше для поддержания разговора.
— Был, а до того и с туркой воевал, и за Измаил.
— Да ты, я погляжу, чистый герой. — Разговор опять начал принимать интересный для меня оборот. — А под Измаилом тебя случаем не ранило?
— А ты как знаешь? — удивленно спросил солдат, тревожно глядя на меня. — Не токмо ранило, а почитай убило. Как жив остался, и по сей день не знаю. Да ты сам погляди.
Он поднял рубаху и показал грудь и живот, обезображенные жутким шрамом.
Под Измаилом его чуть не убило, невесту Марфой кличут, мне на пути встретился. Количество совпадений явно начало набирать критическую массу. Кажется, меня действительно направили в нужное место, в нужное время.
— А невеста твоя, какова из себя?
Иван удивился моему любопытству, но ответил:
— Хозяйка она справная, себя блюдет, опять же сочная.
В глазах его промелькнула нежность. Портрет был исчерпывающе точный, но неопределенный.
— А по отчеству твоя Марфа не Оковна случаем будет?
— Оковна! Да ты откуда знаешь?!
Он во все глаза уставился на меня с суеверным ужасом.
— Никак она тебе знакомая?!
— Знакомая, если мы об одной женщине говорим.
— Может, ты еще и знаешь, где она обретается? — спросил солдат, с надеждой глядя мне в глаза.
— Знаю, она меня за тобой и послала.
— Барин, коли не врешь, век…
— Будет тебе, — махнул я рукой.
Я отнюдь не разделял его энтузиазма.
Он почувствовал и встревожился.
— Али случилось с ней чего? Может, недужна?
— С ней-то все в порядке, только далеки мы от нее. Тебе, Иван, сколько лет?
Он хотел ответить, но споткнулся на слове, от неожиданной смены темы разговора.
— Не знаю, не считал…
— Ты, я думаю, из долгожилых? — невинно спросил я.
Мне надоело ходить вокруг да около.
— Из… А ты сам-то, из каких будешь?
— Я из обычных.
— А что про долгожилых знаешь?
— Мало знаю. Знаю, что вы есть и от нас прячетесь, что живете очень долго… Короче говоря, что Марфа Оковна рассказала, то и знаю.
— А что про долгожилых знаешь?
— Мало знаю. Знаю, что вы есть и от нас прячетесь, что живете очень долго… Короче говоря, что Марфа Оковна рассказала, то и знаю. Вот про тебя — что то ли погиб ты, то ли нет…
— Вот оно значит как… Простому человеку доверилась. Ай, да Марфутка! — не то одобрительно, не то осуждающе, сказал Иван. — Может, ты, барин, толком расскажешь, что меж вами произошло?
Я рассказал.
— Двести годов, это надо же. То-то я и гляжу, совсем ты не такой как все.
Он, видимо, хотел объяснить какой, но только покрутил пальцами и ничего не сказал.