По прибытии в Троицк я сразу же отправился к уездному начальнику Киселеву. Дом его оказался полон гостей, что было неудивительно при его склонности к застольям. Мое появление обратило на себя общее внимание. Нетрудно было предположить, что новая связанная со мной сенсация опять поставила тихий уездный городок на уши. Сразу завести разговор с титулярным советником не удалось, пришлось здороваться с присутствующими, выслушивать и задавать вежливые вопросы.
Среди гостей я неожиданно для себя обнаружил Антона Ивановича. Был он сильно не в духе и выглядел очень озабоченным. Мы с ним переглянулись: я вопросительно поднял брови, а он неопределенно пожал плечами.
Наконец, мне удалось заполучить Киселева в свое распоряжение.
— Александр Иванович, голубчик, что происходит, кто люди, что увезли мою жену?
— Не помешаю? — спросил мой предок, прерывая наш тет-а-тет.
— Бога ради, Антон Иванович! — просипел титулярный советник. — Я вот тут беседую с Алексеем Григорьевичем…
— Да, что говорить, виноваты мы, брат, перед тобой.
Однако ж, сам посуди, коли было именное повеление Его Императорского Величества, а мы как есть дворяне и офицеры!
— Да говорите вы толком, — взмолился я, вконец теряя терпение, — какое повеление, при чем здесь император?! Я знать ничего не знаю, приехали какие-то кирасиры, посадили Алю в кибитку и увезли. Никто ни слова, ни полслова не сказал.
— Да и я толком ничего не знаю. — опять встрял в разговор Антон Иванович. — Прискакали, понимаешь, ко мне в деревню, я находился немного не в себе, гости у меня были, так что сам понимаешь… Начали расспрашивать про Алевтину. Я и сказал, что она с тобой в Троицк уехала к портному, а он говорит, что с именным повелением…
— Кто он?
— Татищев, флигель-адъютант, а с ним караул из первого кирасирского полка, все дворяне хороших фамилий.
— Черт с их фамилиями, что за именное повеление?
— Это чтобы Алевтину представить в Петербург.
— Погоди, — прервал я предка, — что, так в приказе и написано: «Доставить Алевтину в Петербург»?
— Не то что бы Алевтину, а девицу, выдающую себя за Алину Брауншвейг-Люнебургскую.
— За кого выдающую? — переспросил я, глядя во все глаза на изрядно пьяного предка. — За какую Брауншвейку?
— Брауншвейг-Люнебургскую, — подсказал Киселев
— А кто она такая, эта Алина?
Мои собеседники смутились и отвели глаза.
— Кто ее знает, — после долгой паузы ответил предок, — в столице, поди, получше нас знают…
— Да ни за какую Алину, как ее там, она себя не выдает. Она вообще ничего про себя не знает. Да и будь она этой Брауншвейг, царю-то что за дело?
— Как какое, — вмешался в разговор Киселев, — а вдруг она престол потребует?
— Какой еще престол?! — чуть не закричал я.
— Известно какой, российский.
— Алевтина потребует российский престол? Очень интересно. Тогда объясните мне, темному человеку, кто такие эти Брауншвейги и почему они могут потребовать престол?
— Ну-с, объяснить, конечно, можно, — степенно приступил к рассказу Киселев. — Коли ты по молодости лет обучался за границей, а может, где еще, и ничего не слышал. С другой стороны, это так, фикция, фантазия одним словом. Ежели начальство узнает, то точно не похвалит…
Я терпеливо ждал, предоставив Александру Васильевичу выпутываться из бесконечной фразы.
— Иоанн Антонович был в младенчестве заточен в Шлиссельбургскую крепость…
— Кто такой этот Иоанн Антонович? — перебил я Киселева вопросом. — И почему его в младенчестве посадили в крепость?
— Как кто такой? Иоанн Антонович, сын Анны Леопольдовны!
— А кто такая Анна Леопольдовна?
Собеседники смотрели на меня как на полного идиота, но пояснили:
— Регентша при сыночке.
Объяснение было исчерпывающее, и мне, наконец, все стало ясно и понятно!
— Господа! Я знаю, что регент, — это правитель при малолетнем монархе, но кто такие Иоанн Антонович и Анна Леопольдовна, я не знаю. Простите мне невежество, но этот момент отечественной гиштории я совершенно упустил. Не могли бы вы толком объяснить все с самого начала.
— Эка ж, молодежь-то у нас какая, — сокрушенно покачал головой Киселев, — только бы гулять, барышень портить да пьянствовать.
Не могли бы вы толком объяснить все с самого начала.
— Эка ж, молодежь-то у нас какая, — сокрушенно покачал головой Киселев, — только бы гулять, барышень портить да пьянствовать. Ну, да что с тобой делать, слушай… Императрица Анна Иоанновна назначила своим восприемником младенца Иоанна Антоновича, сына принца Антона Ульрих Брауншвейг-Бевернского и своей племянницы Анны Леопольдовны. Сама же Анна Леопольдовна была родной внучкой царя Иоанна Алексеевича, брата и соправителя Петра Алексеевича. Когда Анна Иоанновна вскоре преставилась, на престол взошел младенец Иоанн Антонович, а регентами при нем стали его матушка Анна Леопольдовна и Эрнест Карлович Бирон. Про Бирона-то хоть ты слышал?
— Про Бирона что-то слышал, — подтвердил я.
— Так вот, когда Бирона за кровавые дела сместили, следом за ним от власти отказалась и Анна Леопольдовна в пользу Елизаветы Петровны. Ну, а младенца Иоанна, соответственно, посадили в крепость.
— Зачем?
— Что зачем?