— Ладно, — сказал я, — вы отдыхайте, я пойду. Может что-нибудь из еды прислать? Вам бы сейчас икра не помешала.
— Еды не нужно. Можешь волчью лапу, что у оборотня отрубил, принести?
— Не знаю, если никто на сувенир не утащил — смогу. Ее рядом с бывшим Иваном Ивановичем бросили.
Не откладывая дело в долгий ящик, я пошел в основное помещение конюшен и попросил убирающего навоз мальчишку:
— Сбегай к барскому дому, принеси волчью лапу, что я вчера отрубил.
Она возле убитого волка лежит. Быстро обернешься — получишь пятачок.
Тот тотчас бросил на землю вилы и кинулся бегом выполнять приказание. Я решил узнать, зачем она нужна Костюкову, и вернулся к нему.
— Сейчас мальчик принесет. А на что вам эта лапа?
Тот посмотрел на меня открытым, очень бесхитростным взором и соврал:
— Для ворожбы.
— Понятно, — протянул я, хотя ничего понятно не было. — А дохлых лягушек, змей, тараканов вам не нужно? В городе у одного колдуна таких деликатесов большой запас. Я, кстати, у него книгу черной магии реквизировал. Жаль только, что она на немецком языке.
— Что за книга?! — встрепенулся Костюков и от волнения даже сел на своей лежанке.
— Раритетная, — непонятно для него ответил я. — В смысле, старинная, начала XVI века.
— Где она? — осипшим голосом вскрикнул волхв.
— В… — начал отвечать я, но не успел. В наш закуток как вихрь влетел мальчишка:
— Барин! Нету-ть лапы и волка нету-ть!
— Как это нет? — удивился я, — Он у барина под окном лежит.
— Вчерась лежал, а сегодня пропал. Куда делся, никто слыхом не слыхивал. Ты мне теперь пятачка не дашь?
— Дам, — удивленно сказал я, протягивая обещанную монету. — Ты хорошо смотрел? Может быть, его куда-нибудь унесли или зарыли?
— Никуда не уносили. Его по всему двору ищут. Сам барин из окна ругается!
— Что за чертовщина, — начал я, но меня перебил Костюков:
— Вы что, его просто так на улице бросили?
— В общем-то да, только оттащили к дому. Кто же знал, что на него воры позарятся!
— Это не воры, — мрачно сказал он, — это мы все оборотня прозевали. Что же ты, Иван? Григорьич человек молодой, неопытный, а ты-то куда смотрел?
— Дохлый он был, своими глазами видел! Мертвей не бывает, — воскликнул Иван. — Не мог он ожить! В нем три моих пули сидят, да еще здешнего помещика, и еще его благородие лапу ему отрубил!
— Не мог, да ожил! Моя вина. Прозевал! Я надеялся, что ты знаешь…
— Чего Иван должен знать? — вешался я в разговор, не понимая, о чем толкует Костюков. Я сам подходил к убитому зверю — он был мертвей мертвого, уже начинал коченеть.
— Разве ж его простой пулей возьмешь! Нужно было по крайности вогнать осиновый кол! — не ответив на мой вопрос, причитал волхв.
— Зачем ему осиновый кол, он, чай, не вурдалак, а оборотень! — сказал смущенно солдат.
— Был простым оборотнем, а стал оборотнем-упырем. Теперь его почти ничем не возьмешь. Промахнулся ты, долгожилый! Если его не найти до полнолуния и не добить, то…
— Вы хотите сказать, что убитый волк ожил и убежал? — уточнил я.
— Ох, беда, беда! — стенал Костюков, обхватив голову рукам. — Моя вина, проспал, пролежал на боку…
— Ладно, пойду, сам узнаю, что там случилось, — сказал я, прерывая его неконструктивные, на мой взгляд, причитания.
Глава четырнадцатая
У господского дома творилось нечто невообразимое. Под окнами с криками бегали люди в господском платье. Дворовые, напротив, прятались за хозяйственными строениями, вероятно, боясь попасться под общий расклад.
Дворовые, напротив, прятались за хозяйственными строениями, вероятно, боясь попасться под общий расклад. Василий Иванович, высунувшись из окна, что-то кричал, показывая рукой на что-то лежащее внизу.
Я пошел выяснить, что его так взволновало. Пока я приближался к дому, он ненадолго исчез из окна, потом опять появился. Вид у него был непривычно взволнованный. Мягкая улыбка и плавность жестов исчезли — теперь это был типичный самодур-помещик.
— Розарий! — отчаянно завопил он. — Запорю!
Я удивился, мне казалось, что весь сыр-бор происходит из-за пропавшего трупа волка — оказалось, что хозяина волнует разоренный под окнами его спальни розарий.
Теперь мне было видно, что кто-то совершенно варварски переломал все кусты роз на великолепной клумбе. Я подошел и осмотрел землю и газоны от места, где вчера лежал волк, до самой клумбы. Следы уже порядком затоптали, но заметить, что по земле напрямик от дома к ограде протащили что-то тяжелое, еще было можно. Я подумал, что в разорении цветника виноваты не дворовые люди, тем более, подвыпившие гости, а наш исчезнувший зверь.
— Алексей Григорьевич, посмотри, что сделали с цветами эти варвары! Мои любимые розы! — со слезой в голосе закричал Трегубов, увидев меня.
— Вы не знаете, куда делся волк? — крикнул я в ответ.
— Какой волк! Посмотри, что сталось с моими розами!
— Кузьма Платонович, — остановил я шустрого старичка, суетящегося под хозяйским взором, — вы не знаете, куда делся труп волка?
Приживал, кажется, уже окончательно утвердившийся в роли домоправителя, ответил высоким, плаксивым голосом:
— До того ли нам, Алексей Григорьевич, посмотрите, какое у нас горе! Злые люди все наши любимые цветочки поломали!