— Это сложный вопрос, мистер Громов. Я всю жизнь был атеистом и не верю в сверхъестественную сущность этих, как вы выразились, парней с Олимпа. Но они, вне всякого сомнения, существуют. А что касается истинной природы их нечеловеческих способностей, я думаю, это вы мне объясните.
У меня, конечно, было свое объяснение, но я полагал, что оно не понравится боссу, а потому озвучивать его не стал.
— Увы, — сказал я. — С точки зрения современной науки этого я объяснить не могу. А все-таки зачем вам победа троянцев?
— Разве это непонятно? Троянцы ведут более справедливую, освободительную войну, противостоят ордам захватчиков. Не ищите тут какую-то корысть или умысел с моей стороны. Это просто душевный порыв.
Неужели он провел опрос населения и решил сделать шоу интерактивным? В душевные порывы человека, которому душу заменяет толстый бумажник, я не поверю никогда. Равно как и в его бескорыстие.
— Понимаю, что вы не можете ничего мне посоветовать, не подумав, — сказал мистер Картрайт, и я понял, что аудиенция подошла к концу. — Но не позднее завтрашнего вечера я хочу услышать от вас, что должен сделать полковник Трэвис, чтобы троянцы отстояли свой город и победили в этой войне.
Когда я выходил из кабинета начальства, в приемной сидел тип из бара, тот самый, что вел странные разговоры и назвался Гремлином. Вот и его удостоил личным вниманием босс.
Полковник Трэвис
— Так что мы будем теперь делать, Тидид?
После поединка Диомед впервые остался со мной и Одиссеем наедине. Несколько часов он принимал всевозможные делегации вождей, пророков и просто героев, клявшихся ему в своей верности. Друга он оставил напоследок. А я просочился вместе с Лаэртидом, и Диомед против моего присутствия не возражал.
— Тартар его знает, — пробурчал Диомед. — С одной стороны, Атридов больше нет, как и формального повода для войны. Гектор оказал нам услугу, избавив нас от Менелая, и преподнес нам дар, поистине достойный самих богов, прикончив этого выродка Ахиллеса. С другой стороны, Агамемнон был не дурак, и я нахожу, что в чем-то он был частично прав. Эллада должна быть единой, иначе она не устоит перед нашествием варваров — дорийцев.
— Тем более что верховодит дорийцами Гераклид, отпрыск великого героя и бога.
— Неважно, кто ими верховодит. Важно только то, что их много и они хотят завоевать наши земли. Хотя тебя Лаэртид, это и не должно волновать.
Флота у них пока нет, а даже если бы и был, найти твой остров в море — задача не из легких.
— Зато у хеттов есть флот.
— У хеттов есть, — согласился Диомед. — Вот я и думаю, что нам теперь делать.
— А ты не мог подумать об этом до того, как вызвал на бой Агамемнона?
— Воевать под его командованием мне надоело, — сказал Диомед. — К тому же он обозвал меня трусом.
— Иными словами, ты вызвал его на поединок под влиянием гнева, и ничего более. И четкого плана у тебя нет.
— Кто из нас тут преисполненный?
— Троя — данник Хеттийского царства. Они не будут вмешиваться в войну, пока. Если троянцы победят, все останется, как есть. Но если мы возьмем Трою, то через неделю, самое большее через две, нас вышвырнут с этих земель. У хеттов войско вдвое больше, чем у нас, и оно не измотано сражениями.
— Неделя? Пограбить мы вполне успеем. И сжечь Трою тоже.
— Но какой в этом смысл? — спросил Одиссей. — Война только ради трофеев? Убивать за серебро, золото и наложниц?
— А что ты молчишь, Алекс, сын Виктора? Что ты нам посоветуешь в данной ситуации?
— Ничего, — сказал я. — Нет у меня морального права вам что-то советовать. Это ваш мир, герои. Я тут чужой.
— Тем не менее ты сражался. И с Гектором, и с Аполлоном.
— Сражался. Но я все равно не понимаю, чего я хочу. Скажу откровенно, Тидид. Я не хочу видеть вашу гибель под Троей. Но я не хочу видеть и Трою, подожженную вашими факелами. И Гектор мне симпатичнее многих ваших вождей.
— Приамид — хороший человек, — согласился Диомед. — Но мы сейчас по разные стороны. Боги желают, чтобы мы бились с ним.
— А чего желаешь ты сам?
— Если б я знал, — вздохнул Диомед. — В последнее время я чувствовал себя чужим в Аргосе. Я слишком многим там мешаю, включая и мою собственную супругу. Вот уж кто поистине богоравен! Я чувствовал, что против меня назревает заговор, мне уже казалось, что я слышу шаги наемных убийц в тайных проходах дворца. И война Агамемнона была для меня единственным шансом покинуть Аргос не изгнанником или беженцем, а командиром армии. Тогда я думал, что мы быстренько возьмем Трою, а потом преданные мне воины войдут в Аргос и я снова сяду на трон. Прочно и надолго. Теперь я уже в этом не уверен. Я могу взять Аргос, казнить жену, ее любовника и прочих заговорщиков из числа знати. Народ поддержит меня, ибо он всегда поддерживает того, за кем стоит сила. Но хочу ли я этого? Что мне в том Аргосе? Титул ванакта? Жизнь, полная подозрений? Власть в Элладе — это сплошные заговоры и предательства. Отец Агамемнона, великий Атрей, был убит собственным братом. Мой отец пал под Семивратными Фивами. Мы все тут — дети героев и потомки богов. Неужели война — единственное, что нам остается в жизни? Война и смерть? Слава или позор? Память потомков или забвение? Это ведь не главное в жизни.