ГЛАВА 17
Полковник Трэвис
Коренастый пожилой мужчина в простой тунике и сандалиях шел по ахейскому лагерю, и встречные расступались перед ним, как волны перед авианосцем. Никто не осмеливался заступить ему дорогу, никто не пытался заговорить с ним, зато все воины провожали его взглядами.
Все разговоры стихали при его приближении.
Буйные, чуть тронутые сединой волосы, брови, напоминающие грозовые тучи, властный взгляд и руки в следах застарелых ожогов. От него пахло озоном.
А я не удивился. Чему тут удивляться? После Ареса, Аполлона и Гермеса увидеть их общего предка было только логично.
Вопреки моим ожиданиям мужчина прошел мимо шатра старшего Атрида и двинулся в сторону лагеря аргосцев. Поскольку все камеры в пределах прямой видимости потеряли управление и попадали на землю, я двинулся вслед за ним самолично. У шатра ванакта Аргоса, в котором скрылся мужчина, я столкнулся с хитроумным Одиссеем, сверлившим ножом дырку в плотной ткани.
Испуганный Клеад вылетел из шатра, словно за пятки его кусал сам Цербер.
— Радуйся, смертный, — сказал Зевс Диомеду.
— Радуйся, что бессмертный. — Ванакт Аргоса был пьян.
— Мой сын умер, — сказал Зевс.
— Который? — небрежно спросил Диомед.
— Арес. Мой нелюбимый грозный сын Арей Эниалий, чье покрывало сшито из кожи убитых им воинов и чей конегривый шлем вселял ужас в сердца его врагов. Он умер после удара твоего копья.
— Как это может быть? Я не раз видел его в поле после того, как он получил мой удар.
— Это был не он. Гефест по моей просьбе надел его доспехи и показывался на поле битвы.
Теперь понятно, почему после схватки с Диомедом Арес не пытался добраться ни до меня, обидевшего его брата, ни до Диомеда. Раньше такое поведение бога войны казалось мне нелогичным, по идее он должен был пылать жаждой мести и пытаться заколоть Диомеда, но теперь все, включая и хромоту, вставало на свои места.
— Прими мои соболезнования, — сказал Диомед. — Мне жаль тебя, как было бы жаль любого отца, потерявшего сына. Но я не прошу у тебя прощения, ибо я не заколол твоего сына из-за угла, не ударил в спину, а сразил в честном бою. Каждый, кто берет меч и идет на битву, должен знать, чем он рискует.
— Он думал, что бессмертен.
— Я тоже думал, что он бессмертен. Выходит, мы оба ошибались.
— Я мог бы убить тебя прямо сейчас, — заявил Зевс.
Диомед, шатаясь, проковылял до выхода из шатра и глянул вверх.
— На небе ни облачка.
— Молнией, копьем, мечом или собственными руками. Я мог бы убить тебя.
— Что тебя останавливает?
— Ты дерзок для смертного, богоубийца и ванакт Аргоса, — сказал Зевс. — Или твоими устами говорит сейчас неразбавленное вино?
— Сейчас и всегда моими устами говорит Диомед, сын Тидея, и никто другой.
— Ты убил моего сына, — повторил Зевс. — И значит, ты должен мне выкуп.
— И чего ты хочешь, Кронид?
— Жизнь за жизнь.
— Чью жизнь ты хочешь взамен? Если тебе нужна моя, приходи завтра на поле боя вместе со своими молниями. Посмотрим, достану ли я тебя копьем.
— Твоя жизнь мне не нужна. Иначе я взял бы ее прямо сейчас.
— Тогда чья?
— Патрокла.
— Патрокла? Почему? Он ведь на нашей стороне.
— Такова моя воля, смертный. Я так хочу. Я повелеваю тебе.
— Нет, — отрезал Диомед. — Я не бью в спину. Я ведь не бог.
— Ты испытываешь мое терпение, смертный.
Диомед пожал плечами.
— Ты выполнишь мою волю, иначе никто не может поручиться за жизнь твоей жены, оставленной в Аргосе.
— Плевать, — сказал Диомед. — Я никогда ее не любил. Это был политический брак, не более того.
— И твой город будет стерт с лица земли.
— Завоюю себе другой. Все, что мне нужно в этой жизни, Кронид, это мои друзья, вино и тяжелое копье. И этого ты не сможешь отнять. А потому тебе нечем угрожать мне.
— Я даю тебе время, — сказал Зевс. — Подумай. И если Патрокл выйдет живым из следующей битвы, то месть моя будет страшна, и кара, постигшая тебя, заставит Прометея, Сизифа и Тантала содрогнуться от ужаса и сострадания.
Молния слетела с пальцев Зевса и ударила под ноги Диомеда, оставив на земле выжженное пятно.
Одиссей заявил, что на сегодня ему более чем достаточно всяких божественных откровений, и предпочел остаться с Диомедом, заливаясь вином и рассуждая, что бы это все могло значить. Я же, человек подневольный и любопытный по роду своих занятий, решил узнать больше и последовал за престарелым богом, отправившимся в лагерь мирмидонцев.
Наученный опытом Одиссея, я легко проделал дырку в шатре Ахилла и наблюдал свидание верховного бога с величайшим героем всех времен и народов почти с самого начала.
— Ты храбр и доблестен, Ахиллес, и ты давно превзошел своего отца, как и было обещано пророчеством.
Пелид промолчал.
— Ты мог бы быть моим сыном, — заявил Зевс. — И теперь, глядя на то, каким ты вырос, видя, как ты сражаешься, я сожалею, что эта возможность не стала действительностью. Я бы гордился таким сыном, как ты.
Лесть. Наглая, откровенная лесть. Но зачем богу льстить какому-то смертному?
— У тебя был такой шанс, Громовержец.
А ведь Ахилл его не боится, подумал я. И с чего он должен бояться, если боги не могут его убить и они поклялись в этом? Чертовски выгодная позиция у этого засранца.