Я не хотел убивать такого человека.
Не знаю, что Гектор прочел в моем взгляде. Не знаю, почему он поступил так, как поступил.
Я не убил Гектора.
И приказ пославших меня сюда людей «не вмешиваться и только наблюдать», о котором я и думать забыл в горячке боя, был здесь абсолютно ни при чем.
Гектор не убил меня.
Ахиллес устроил мне скандал.
— У тебя была возможность убить Приамида, — заявил он.
Это были первые слова, которые я услышал от богоравного Пелида в тот день, и это были первые слова, которые он произнес после того, как поднялся на борт.
— Едва ли, — сказал я. — Мы бились с ним на равных.
И Гектор, вне всякого сомнения, сильно польстил мне, когда признал меня лучшим из тех, с кем ему когда-либо доводилось иметь дело.
Я до сих пор не был уверен, чем бы закончилась наша схватка, если бы мы ее продолжили.
— Ты говорил с ним. — В устах Пелида слова звучали обвинением. — Говорил с врагом. О чем?
— О погоде, — сказал я. Это что, допрос?
— Ты строил козни против нашей армии?
— Нет, — сказал я.
— Так о чем вы говорили?
— О тебе, — сказал я. — Приамид сообщил мне, что был о тебе лучшего мнения.
Ой, не надо было так говорить.
Вспыльчивый, как петух в брачную пору, Ахиллес тут же полез за мечом. И не избежать бы парнишке повторного купания в Средиземном море, если бы Патрокл и Эвдор не вцепились ему в плечи, дуэтом напоминая, что я гость и он сам пригласил меня, а законы гостеприимства святы и убивать меня прямо сейчас никак нельзя. Боги разгневаются.
На том и порешили. Патрокл увел приятеля в каюту, Эвдор одарил меня взглядом, каким обычно смотрят на сумасшедших, а потом сел рядом со мной:
— Сегодня ты спас нас, господин.
— Нет, — сказал я. — Я ничего не сделал.
— Если бы троянцы не смотрели на ваш с Гектором бой, нас перерезали бы, как стадо баранов.
— Ты тоже хорошо себя проявил.
Эвдор сплюнул на палубу.
— Я — солдат, — сказал он. — Мирмидонцы — лучшие солдаты войска Агамемнона. Мы — золотые щиты ванакта ванактов и гетайры аргосца.
— Никто не спорит. Вы все велики и могучи. Просто троянцев было больше.
— Это была глупость, — сказал Эвдор. — Наша атака была глупостью. Я не должен так говорить о своем командире, но я чувствую, что ты, как человек посторонний, меня поймешь и простишь.
— Он молод. Прости его.
— Простить гибель людей? Мы атаковали флагман Гектора, Ахиллес повел нас в бой и проиграл.
— Гектор тоже повел своих людей в бой с превосходящими силами противника и проиграл.
— Троянец хотя бы отдавал себе отчет в том, что делает. Люди идут за Гектором, потому что верят ему, а не потому, что он чей-то сын и его жребий — стать героем.
— У меня нет ответа, Эвдор.
Ахиллес — вот кто беспокоил меня больше всего.
Даже не сам Ахиллес, а его необъяснимые способности.
Поведение Пелида было мне вполне понятно. Молодой, честолюбивый глупец, дорвавшийся до командования войсками.
Я прибыл сюда из конца продвинутого двадцать первого века. Все явления природы были изучены и объяснены с научной точки зрения. Расшифрована ДНК человека, найден и нейтрализован ген, отвечающий за старение. Люди достигли небес и не нашли там богов.
На вершине Олимпа они тоже не были обнаружены.
Здесь все было иначе.
Если неуязвимость Ахилла еще как-то можно объяснить более-менее научно, вроде теории Дэна о случайной мутации, то его непотопляемость не лезла ни в какие ворота. Потому что никакая мутация не может нарушить законы физики.
Потому что никакая мутация не может нарушить законы физики.
Тело, помещенное в жидкость, погружается, вытесняя занимаемый им объем. Если оно, конечно, не легче воды.
Но я сомневаюсь, что Ахилл весит меньше восьмидесяти килограммов. И я видел, как в этом самом море утонули десятки других людей.
Логичное объяснение происходящего было только одно, но оно было невероятным.
Ахиллес на самом деле сын нереиды Фетиды и именно поэтому имеет стойкий иммунитет к воде.
По крайней мере, к морской воде. В реку Стикс его, судя по всему, все-таки окунали.
Дэн
— Что именно вам не нравится, Максимилиан? — Голос мистера Картрайта был холоден и резок. Холоден настолько, чтобы превращать воду в лед, и резок настолько, чтобы резать этот лед на куски.
— Я не говорил, что мне что-то не нравится, мистер Картрайт.
— Билл.
— Я не говорил, что мне что-то не нравится, Билл, — послушно повторил Макс. — Мы бьем все рейтинги, это правда. История получилась достаточно интересной…
— Но лично вас что-то не устраивает.
— Я не могу сказать, что меня что-то не устраивает. Просто мы столкнулись с чем-то, чего не можем понять.
— И каковы ваши предложения?
— Я… я думаю, что нам стоит повременить с объявлением правды, мистер Картрайт.
— Билл. Аргументы, пожалуйста.
— Я хотел бы избежать возможного шока среди наших зрителей.
— Шока, Максимилиан? Что вы понимаете под словом «шок» и как мы можем его вызвать нашим шоу?
— Мы живем в просвещенное время, живем в цивилизованном обществе. Мы объяснили почти все загадки природы. Я не думаю, что мы можем шокировать зрителя правдой о темпоральном туннеле и о том, что мы ведем съемки в прошлом при помощи миниатюрных камер, следящих за всеми событиями. Это вряд ли кого-то сильно удивит, потому что это — наука. Мы перестали удивляться науке, Билл.