Понимая, что нет лучшего способа обрадовать Полковника, кроме как признать его гениальность, я спросил:
— А как ты в Сеть влез?
— Сначала забрался в окно кабинета доктора Хайда, запустил его комп и ввел пароль, — с улыбкой ответил он.
— Ты его угадал?
— Нет. Я во вторник зашел к нему и попросил распечатать мне список литературы, которую рекомендуется прочесть. И подсмотрел: J3ckyInhyd3.
— Блин, — сказал Такуми. — Так бы и я мог.
— Ну да, но тогда бы тебе не удалось побегать в своей суперсекси шапочке, — со смехом ответил Полковник.
Такуми снял повязку и убрал в рюкзак.
— Кевин взбесится, когда посинеет, — сказал я.
— Так я тоже взбесилась, когда моя библиотека промокла. Кевин — просто кукла надувная, — ответила Аляска. — Если в кого из нас ткнуть иголкой, у нас кровь потечет.
А его ткнуть — он лопнет.
— Это верно, — согласился Такуми. — Он придурок. Он же ведь убить тебя мог.
— Да, наверное, — подтвердил и я.
— Тут таких полно. — Аляска все еще кипела. — Понимаешь? Сраных кукол из богатеньких семей.
Но даже если Кевин и пытался меня убить и все такое, я не думаю, что его стоило ненавидеть. Ненависть к одноклассникам отнимает очень много сил, я давно это дело бросил. Я воспринимал наш прикол лишь как ответ на их предыдущую выходку, как прекрасную возможность, как выразился Полковник, учинить небольшой беспредел. Но Аляска, похоже, относилась к этому иначе, для нее это было чем?то большим.
Я хотел расспросить ее об этом, но она легла, скрывшись за тюками сена. Аляска все сказала, а раз так, ждать от нее чего?то еще смысла не было. Выманить ее удалось только через два часа, когда Полковник открыл вино. Мы передавали бутылку по кругу, пока у меня в животе не возникло кисловатое теплое чувство.
Вообще я бы хотел, чтобы выпивка мне нравилась больше (а Аляска — наоборот). Но в тот вечер я был рад даже напиться, особенно когда тепло из живота разлилось по всему телу. Мне не нравилось тупеть или терять контроль над собой, но нравилось, что все становилось легче (смеяться, плакать, ссать на виду у друзей). Зачем мы пили? Я — просто для забавы, особенно потому, что мы и так уже рисковали исключением. Постоянная угроза изгнания из Калвер?Крика делала все незаконные удовольствия более кайфовыми, и мне это нравилось. А сама вероятность исключения, конечно, не нравилась.
за два дня
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я проснулся рано, губы пересохли, изо рта шел пар. Такуми взял с собой переносную горелку, и Полковник склонился над ней — он грел воду для растворимого кофе. Солнце светило ярко, но холод все равно не отступал, я сел рядом с Полковником и начал мелкими глоточками пить кофе («Особенность растворимого кофе в том, что пахнет он хорошо, а на вкус как желчь», — сказал Полковник), потом по очереди проснулись Такуми, Лара и Аляска, и мы целый день скрывались, хотя и очень шумели. В общем, сидели громко, не как мышки.
После обеда Такуми решил, что нам надо посоревноваться в фристайле.
— Толстячок, ты начинаешь, — заявил он. — А ты, Полковник Катастрофа, будешь задавать нам ритм.
— Дружище, я не умею рэп читать, — взмолился я.
— Ничего страшного. Полковник ритм тоже задавать не умеет. Ты попробуй просто, наговори чего?нибудь, а потом мне эстафету передашь.
Полковник сложил ладони рупором у рта и начал издавать страннейшие звуки, больше было похоже на пердеж, чем на басы, а я… м?м?м… начал читать свой рэп.
— Э?э?э, мы сидим в сарае, солнце садится на горизонте, в детстве в «Бургер Кинг» я ходил в короне, блин, у меня не стихи, а говнище, пусть продолжает Такуми?дружище.
Такуми продолжил без пауз:
— Ох, Толстячок, приятель, не знаю, готов ли начать я, но я, как Эдвард Руки?ножницы, порву твою нежную кожицу, вчера я пил и икал и икал, ритм Полковника — полный провал, но когда я беру микрофон я слышу, что у девочек влет сносит крышу, я и за Японию, я и за Бирмингем, да, я желтокожий, но нет проблем, меня в детстве дразнили, но мне лично по фигу, как и телкам, чей я любовник.
Влезла и Аляска:
— Ах, ты опять наехал на женский пол, тебе бы в жопу вставить кол, ты уверен, что я и рэп читать не умею толком, но от моих слов просто бьет током, и если ты не прекратишь свой гон, ты сдохнешь, как античный Вавилон.
Такуми снова взял слово:
— Если моя рука соблазнит меня, я ее отсекаю, я от девчонок, как старики от подагры, страдаю, черт, как?то испортились мои стихи, Лара, прошу, помоги.
Лара говорила тихо и медленно, и с ритмом у нее было еще хуже, чем у меня.
— Меня зовут Лара, и?и я и?из Румынии, ой как трудно?то. Один раз я была в Албании. Я люблю ездить в маши?ине Аляски, но не очень хорошо говорю по?англи?ийски, я говорю так, как будто у меня горло боли?ит, зато сразу понятно, что я космополи?ит. Ох, не знаю, что сказать еще, пусть на этом будет уже все.
— Я бомблю, как Хиросима или даже Нагасаки, девчонки все считают, что я крутой, как Рокки, я пью саке, чтобы не забыть, кто я такой, дети меня не понимают и думают, что я тупой, я не маленький, но и не качок, и не такой болван, как Толстячок, я, блин, лис, а это моя команда, и мы жжем реально как надо. Ну и все.
Полковник завершил наш фристайл шумным битбоксом, и мы все захлопали сами себе.